Когда на звонок Лурье прибежала медсестра
с успокоительным, и Экарта увели «отдохнуть», Роберта вытерла вспотевший лоб и
переключила свое внимание на меня.
— Ты как?
Я ощупала правое плечо и тихо ответила:
— Вроде жива.
Роберта нервно хихикнула и оперлась спиной
на стенку кабинки.
— Жива она! Дааа... Нервы у тебя
железные, Лив. Я так понимаю, теперь точно ждать иска?
Я опустилась на корточки и закрыла лицо
руками.
— Нет.
Роберта подошла ко мне и села напротив,
мягко погладила по плечу и вдруг вскинула голову.
— Ты та самая! Одна на десять тысяч!
Сумасшествие веров.
Я подняла заплаканное лицо на нее и тихо
сказала:
— Не беспокойтесь, я на блокаторах.
Никаких последствий не будет. И иска не будет. Мистер Экарт мог реагировать на
мой запах. Я тоже виновата. Надо было настоять с отгулом.
— Дурочка, какое еще «тоже виновата»!
Экарт не подросток, чтобы не удержать себя в руках. Поступим так, в ближайший
выходной мы с тобой встретимся и еще раз поговорим. Просто пообщаемся. О твоих
планах, о погоде, да о чем захочешь, — Роберта взяла мои руки в свои и
заглянула в глаза. — Хорошо?
Я кивнула, успокаиваясь от чужого тепла.
— А на рейсе посидишь у пилотов в кабине.
Я договорюсь. Не переживай, Экарта ты больше не увидишь.
С утра после рейса в свой выходной я
долго не вылезала из кровати, прокручивая в голове особо яркие картинки, и не
понимала, что за помутнение рассудка произошло со мной?! Я всегда думала, что
на инстинктах сносит голову напрочь и уже не важно — где, с кем, как. А я-то
четко понимала, где, с кем и как все происходило. Но...
Но в тот день Ройс Экарт не был для меня
обезличенным пассажиром, и когда схватил за руку, запустил неуместные импульсы
в голову. Я могла делать вид, что проблема была в должности Экарта, в моей
крови, в страхе потерять работу и собственной слабости, но внутри себя
прекрасно осознавала, что самоуверенный и жесткий вер мне понравился, как никто
до этого.
Я сделала глупость, поддавшись своему
коктейлю из гормонов, симпатии и духа авантюризма, который проснулся тогда
очень не кстати.
Но вместо пикантного воспоминания, я
получила кучу проблем.
Порой я хотела скинуть эту маску
благоразумия, вдохнуть полной грудью и прыгнуть, чтобы упасть в небо,
надышаться свободой, загребая руками мягкую пену белых облаков. Но с детства
усвоила, что излишние эмоциональные порывы больше вредят. А когда в старшей
школе у моих одноклассниц пошла череда абортов, после бурных ночей, поняла, что
никогда такого не допущу.
Никаких абортов. И никаких необдуманных
перепихов.
Второе свое правило я уже нарушила.
— Нарушила. Да так, что теперь тошно на
душе, — прошептала себе под нос. — Свою профпригодность провалила. Со стороны
вообще, наверное, кажется принуждением и давлением. Неудивительно, что Роберта
неоднократно вставляла слово «иск» в
разговор. Да какой иск! — я закрыла лицо и истерично рассмеялась, окончательно
запутываясь в своих реальных мотивах и выдуманных оправданиях поступку, которые
навешала на себя, как гирлянды на новогоднюю елку.
Потом я все-таки выползла из постели и
уставилась на себя в зеркало.
— Хватит рефлексировать, Лив Бишоп!
Сделала ошибку — прими последствия, — строго предупредила свое отражение. —
Экарт тоже хорош, вот кто думает головкой, а не головой. Или мне просто так
повезло нарваться на его «милый» характер?
