Замечательная жизнь и удивительные приключения Дрони, Проглота и их друзей. Сказки бабушки Галины - страница 6
Благодарные веточки гороха потянулись к Проглоту, ласково зашелестели, позванивая стручками:
– Пугало гороховое, Пугало гороховое!
Не слышал он раньше таких слов, но сразу понял: хвалят и благодарят его.
Ты знаешь, а меня, в отличие от гнома, эти слова смутили. Пугалом гороховым у нас дети дразнились, и это обижало. А потом я подумала, что это люди, глядя на пугало, обращают внимание на то, как он выглядит: палки вместо рук, рваный пиджак, шляпа потрёпанная. А для гороха это не имеет никакого значения. Им важно, что Пугало охраняет поле от ворон. Вот и получается, что оно для людей вещь потешная, а для кустиков гороха надёжный друг. Потому, если назвать человека гороховым пугалом, ему будет обидно. Для гороха, наоборот, это выглядит большой похвалой, – вроде почётного звания. Не правда ли, забавно: одно и то же выражение, а смысл его совсем разный.
Вдруг одна веточка ещё не сломанного кустика закричала громче всех:
– Ты наш Шут гороховый!
Ну что с неё возьмёшь? Горох есть горох. Его кустики растут-то один раз всего и всего-то одно лето. Она вспомнила эти слова, слышала их как-то раз от детей, лакомившихся молодыми стручками. Решила, это имя ещё лучше, чем «Пугало гороховое», потому что дети, называя так кого-то, очень смеялись, будто радовались.
Проглот спросил у товарища, хвалит это она его или нет. Немного не понял. Дроне эти слова не показались хвалебными, но точно не знал, что они означают. Когда-то слушал сказки от Старого Дуба, в которых правителей далёких стран называли то Царь, то Король, то Шах. Может быть, и Шут – это тоже имя правителя горохового поля. Сомневался в этом, но, не желая разочаровать Проглота, ответил не очень уверенно:
– Короля, наверно, у них так называют.
Проглоту это очень понравилось, он от гордости даже рот закрыл, а глаза ещё больше выпучил. Мечтая о том, как теперь его все будут приветствовать, прошёл несколько шагов и остановился перед болотцем. Навстречу ему выскочили лягушки и заквакали удивлённо: похож на них, но, пожалуй, красивее.
Гном заулыбался во всю ширь и только тут заметил, что Дроня где-то плетётся сзади, едва передвигая ноги.
– Беги скорее сюда, – крикнул Проглот, – посмотри, какое болото, какие замечательные лягушки!
Не ответил ничего обессилевший Дроня, а про себя подумал: «Лягушки мне ни к чему, а вот болото – это хорошо, надо корни размочить немного, а то пересохли, того и гляди сломаются». Дойдя до болота, лёг прямо в кроссовках в лужу. Проглот в это время красовался перед лягушками, не задумался, почему друг не отзывается.
Лягушки продолжали восхищаться неожиданным гостем. Особенно старались девчонки-лягушки:
– Ква-ква, красавец! Ква-ква, к нам пришёл, ква – ура! Ква – ура!
Одна девчонка взглянула в сторону Дрони и ехидно проквакала:
– А это страшилище, которого ты звал к нам, кто такой? Неужто вы вместе? Ой, посмотрите только на него, валяется пень-колода!
И тут случилось ужасное. Проглот и сам не понял, как это он смог сказать:
– Друг, думаете? Нет, это и в самом деле пень-колода. С таким не то, что дружить, но и ходить вместе стыдно, но ничего не поделаешь, нам по пути.
Услышав эти свои слова, Проглот от ужаса захлопнул рот. Как он мог такое сказать?! Но было поздно. Дроня всё слышал, обиделся почти до слёз, вскочил и быстро пошёл по дороге, разбрызгивая воду из кроссовок. Бросился гном за ним вдогонку, что-то виновато бормоча. Дроня не оборачивался и ничего не отвечал. Лишь себе под нос шептал обиженно: «Шут гороховый! Шут гороховый!» В этих словах звучало что-то такое, что Проглот понял: нет, «Шут» – это вовсе не «Король». Это прозвище, и оно обидное. Однако сказать ему на это было нечего, – сам виноват, заслужил.