Замечательные каникулы - страница 4

Комната была очень даже премиленькая. У меня в жизни не было таких покоев, но обещание противной твари навестить нас при первой же возможности, подпортило все мои восторги. И дверь никак не запирается… Ну, сегодня я буду ночевать не одна, но ведь завтра вечером папа и мама улетят!

Конечно, в двенадцать лет стыдно бояться каких-то там клопов, но они такие огромные, да ещё говорящие…

У меня по спине побежали мурашки.

– Садитесь, девочки, – предложила тётя Катя, сама, усаживаясь на диван, – а я сейчас попробую вам всё объяснить.

Она помолчала минуту, словно собираясь с мыслями, потом вздохнула.

– Конечно, Вадька сам должен был всё рассказать. Но он, видите ли, занят. А разговор должен быть непростой.

Она опять вздохнула, не зная с чего начать, тогда мама сказала.

– Катя, давай сделаем так: я буду задавать вопросы, а ты на них отвечать. Может быть, так будет лучше.

Но первый вопрос задала я.

– Тётя Катя, а клопы, правда, могут вылезти из аквариума и заползти в комнаты?

– Маша, это не клопы, а клоны. Понимаешь, все мы – миротворцы, и заняты очень серьёзным и важным делом.

– Я даже не представляла, что «Голубые каски» используют в своей работе таких отвратительных мутантов, – сердито сказала мама, – знаешь, в этом есть что-то нечистоплотное. Мне очень неприятно, что Вадим ввязался в такое дело. Жаль, что воспитывать его уже поздно.

– Причём тут «Голубые каски»? – не поняла тётя Катя.

– Ты же сама сказала, что вы – миротворцы. Я так поняла, что ради благих целей вы готовы использовать биологическое оружие. А как же все международные конвенции? Или для достижения высоких миротворческих целей все средства хороши? Катя, прости, но если бы я знала, чем вы тут занимаетесь, ни за что не попросила бы вас приютить Машку. Она ещё в том возрасте, когда плохое и хорошее может впитываться с одинаковой скоростью. А ваши дела, пусть и направленные на благое дело, отвратительны. Короче, извини за беспокойство, рада была вас с Вадькой повидать, но мы уезжаем.

– Мама, а как же твоя экспедиция? – спросила я робко.

– Я понимаю, что сильно подвожу людей, но сейчас мы с тобой поедем в министерство, и я откажусь от участия в экспедиции.

Я замерла с открытым ртом. Конечно, мне совершенно не хотелось оставаться здесь. Но такие жертвы… Но мама, как часто говорит про неё папа, у нас «заводная», и уж если заведётся…

– Ну, может быть, – добавила мама, чуть помолчав, – сумею договориться, что приеду позже, а пока постараюсь пристроить тебя где-нибудь. Может быть, у Алевтины Андреевны. Или у тёти Зины. Там посмотрим. Собирайся.

Тётя Катя вышла, наконец, из ступора и решилась заговорить.

– Лиза, у тебя всё-таки удивительная способность, не разобравшись в ситуации, не выслушав толком собеседника и опираясь только на собственные нездоровые фантазии, нагородить такого, что уши вянут.

– Ах, уши вянут! Какие мы деликатные-благородные! Так вот, мне глубоко отвратительно то, чем вы с Вадькой тут занимаетесь. К сожалению, с вами я ничего поделать не смогу, но уж Машку я здесь точно не оставлю!

– Да выслушай же ты меня, наконец, истеричка!

– Ах, я истеричка?! А как же тебя, дорогуша, назвать? Фашисткой?

Мама и тётя Катя стояли друг против друга злые, раскрасневшиеся. Я так не люблю, когда взрослые ругаются. Особенно когда ругаются не чужие люди. Гусар тоже разделял мои чувства и даже начал тихонько подвывать. Мне тоже захотелось повыть вместе с ним. Нет, я, конечно, всем сердцем была на маминой стороне. Я понимала, что мама права, но как мне хотелось, чтобы тётя Катя всё как-то сумела бы объяснить, и мы бы поняли, что всё не так плохо. И клопы оказались бы не настоящими, а какими-нибудь виртуальными. Но тётя Катя ничего разъяснить не успела, потому что мама схватила меня за руку, в свободную руку подхватила один из чемоданов и двинулась к двери, не желая больше ничего слушать. Тут раздался странный шелестящий голос, не поймёшь даже мужской или женский.