Заметки млекопитающего - страница 13

Только подумайте! Одна лишь «музыка» (?) композиторов «Шестерки»… Невероятно… Подобная попытка была весьма рискованной.

К счастью, на первом концерте я посчитал нужным попросить слова и высказался: выразил восхищение, которое у меня всегда вызывала Критика, и уважение, которое я питаю к членам столь полезного, почетного и значимого сообщества…

Не самая глупая идея, да?..

Благодаря моей изысканной учтивости все присутствующие благосклонно упивались моими словами, после чего изволили выслушать и благожелательно принять представленные им произведения.

Обманул ли я почтенную публику? Злоупотребил ее доверием? Воспользовался ее неискушенностью?..

Кто знает?..

Сегодня я сожалею о содеянном. И клянусь больше никогда так не делать.

Вне всякого сомнения, группа «Шести» опасна или кажется таковой. Да.

Даже стыдно, что они пользуются успехом – столь громким успехом. Конечно… Но, возможно, еще не все потеряно. Я предлагаю действовать решительно:

«Произведения „Шестерки“ (кроме Онеггера) отдать палачу Вюйермозу – страшному человеку – на сожжение живьем;

…всех исполнителей, которые будут играть, петь или танцевать „музыку «Шестерки»“ (кроме Онеггера), включать в запретные списки;

…лиц, которые будут присутствовать – вблизи или издали – на концерте, прослушивании или представлении какого-либо произведения „Шестерки“ (кроме Онеггера), подвергать порицанию с последующим составлением протокола, оформлением штрафа и т. п., а также возможным запретом посещать роскошные выступления и великолепные зрелища, устраиваемые „Исключительно и Действительно Французскими и Иностранными Композиторами, Подобающе и Надлежаще Зарегистрированными, Запатентованными и Признанными как Таковые“».

Так мы обретем покой и порядок – должный порядок.

Исполнив на одном из своих выступлений красивую симфонию Альбера Русселя, оркестр «Консер Паделу» свершил благородное дело, но помутил музыкальные воды, ибо погрузил в них тень звуковой анархии – более известную под именем Какофонии. Какой ужас!

Да. «Консер Паделу» сделал это. Причем хладнокровно. Что некрасиво, добавлю и повторю я.

Среди нареканий, адресованных Альберу Русселю, остановлюсь на одном (поскольку оно было высказано лауреатом Римской премии): его упрекнули в том, что он – любитель. Вот так.

Возникает вопрос: как распознают любителя? Очень просто: по тому, что он не лауреат Римской премии – Большой Римской премии, разумеется (малых премий того же города просто не существует, что – между нами говоря – вполне естественно).

Вне всякого сомнения – увы – у меня нет ни вкуса, ни таланта… Мне это уже не раз говорили… Поэтому, если позволите, я хотел бы обсудить факт, в котором нет ничего личного, отчего он не становится менее интересным.

Итак, позвольте мне – как можно вежливее – задать себе следующий вопрос: кто такой лауреат вышеуказанной Неповторимской Премии? – Это существо высшее, особенное, исключительное, изрядное, редчайшее и отсутствующее в природе.

Альбер Руссель, надо полагать, ни высший, ни особенный, ни исключительный, ни изрядный, ни редчайший, ни отсутствующий в природе.

Мне за него обидно, но он все равно мне нравится – и, надеюсь, знает об этом.

Чтобы получить эту самую Итало-Академическую Премию, следует иметь внутри себя нравственный устой, настой, некую – позволю себе выразиться – «закваску».

Эта «награда» присуждается по конкурсу. Ее дают раз в год – летом – и обязательно самому заслуженному. Ее дают только тем кандидатам, которые «кажутся такими, что кажутся такими, что кажутся»… совсем неказистыми.