Накатывает даже какое-то отчаяние. Неужели ничего не получится?!
Я и раньше замечал, что на определённом этапе работы, чаще, в её начальной стадии, ощущаешь физически какое-то сопротивление. Сопротивление «натуры»? Будто преодолеваешь некую упругую и не особо податливую среду – кажется, что идёшь против быстрого потока. И нет ощущения, что он обязательно будет преодолён. Но ты упорно давишь, ломишься сквозь своё отчаяние, прогибая эту неподатливость неизвестно чего. И, уже изрядно побитый этим потоком и наглотавшись сомнений, вдруг, чувствуешь – есть, идёт настоящее! И, совсем по-другому уже – легко, свободно пишешь дальше. Кисти твои просто порхают над холстом, то тут, то там бросая нужный цвет; твоя живопись несётся как санки с горы. И, как правило, в последующие дни тебя тоже не оставляет это ощущение свободного полёта и счастливой гармонии; вплоть до полного завершения картины.
У многих уже вполне узнаваемо «нарисовано» красками лицо Константина, детали одежды. Увы, чаще нарисовано, а не написано. Всегда удивляло – неужели человек не понимает, что недостаточно «наклеить» на фон фигуру портретируемого? Что нужно окружить её воздухом, вписать в окружающее пространство так, чтобы он там жил, дышал, а не болтался лубочной картинкой – как на стене.
Глубоко вдохнув воздух, собираюсь с силами и пишу дальше, стараясь объединить не очень вразумительные пятна цвета во что-то цельное – на каком-то отдельном участке холста.
И происходит чудо. Я просто подпрыгиваю от восторга на месте. Звучит! По-настоящему звучит! Нет, не зря я верил, что получится. Да, получается! Играет настоящим цветом мой этюд и есть в нём что-то конкретное. Я счастлив!
Стараясь не менять ритм и темп работы, прописываю и другие участки холста. Теперь уже невооружённым глазом видно и моим соседям по классу – получается что-то стоящее.
Спокойно, неспеша, завершаю работу.
Подходит в перерыве Константин:
– Ты мне льстишь. Ты написал меня лучше, чем я есть.
– Да ладно тебе, возможно, это и есть ты – истинный, – отвечаю ему, кивая на портрет, – согласись, не каждый может похвастаться, что знает себя от и до.
Константин в задумчивости бредёт дальше, разглядывая другие работы.
Сдержано хвалит и преподаватель – он не очень любит эксперименты.
Наваливается дикая усталость, через которую сочится тихое, ясное счастье. Счастье жить в этом мире и быть в нём на что-то способным.
Конец ноября. То ли поздняя осень, то ли – ранняя зима. Кое-где яркая листва ещё спорит с суровым и строгим «дизайном» зимы – всё вокруг либо бело от недавно выпавшего снега; либо черно – от проталин, на которых возвышаются то тут, то там кустики мокрой, увядшей травы. Деревья в снегу и инее. Они похожи, особенно по утрам, на сказочных принцесс или вышедших на прогулку снегурочек. Где каждая хороша по-своему. А, иногда, после ледяного ливня кусты и деревья, покрытые ледяной коркой и сверкающие стволами, будто отлитыми из стекла, похожи на удивительные и загадочные сооружения или растения, занесённые к нам из других миров. И кто может гарантировать, что это не так? Мы и о себе пока не можем сказать с определённостью – откуда и как появились на этой планете.
Очередные выходные. Пашка пригласил меня к себе на родину в село Требужево. Это часа три езды на автобусе.
Село это расположено на левом берегу реки Рева. Невзрачная на первый взгляд речушка за многие сотни и тысячи лет разрезала древние известняки так, что образовались почти отвесные стены, каньоны, удивительные нагромождения глыб самых разных размеров и форм. На каждом камне по снеговой шапке – кажется, что это древнее воинство в шлемах и латах бредёт неведомо куда по плечи в снегу.
