Так было всегда. Менялась только тема. Если это были строители, то наш Гоша-бомж доставал из какого-нибудь мешка пару кирпичей и вручал их сидящему в зале известному всем прорабу. Если это были работники почты, то уже в ход пускали посылку с какой-нибудь крупой. Короче, вариант был беспроигрышный. И вот концерт ко Дню милиции. Полный зал народу, называемого тогда еще милицией. Ведущий начинает. На третьей минуте в зале появляется наш Гоша-бомж. И начинает, как обычно, у публики выспрашивать нужного ему человека. На этот раз жертвой был избран начальник местного ИВС, изолятора временного содержания. По-старому КПЗ. Звучит имя, фамилия. Смешок. Ропот. Всё как всегда. Гоша достает из пакета пачку чая, пачку сигарет и просит начальника ИВС Василия Степановича: «Слышь, братан. Ну че тебе, в падлу? Передай Лехе. Он у тебя на пятнадцать суток закрыт. Без курева и без чая. Скажи, от меня». Хохот. Встает Василий Степанович. И уходит с Гошей-бомжом из зала. Смех, оживление. Ведущий говорит свой текст. Проходит первый номер. Владик готовится обьявить ставший уже привычным выход Гоши Шестеркина. А Гоши нет. Влетает за кулисы вся взлохмаченная и очумевшая наша директриса Люба. Кричит благим матом: «Гошу арестовали!» Как арестовали?! Очень просто. Вон уже в воронок поволокли. В наручниках. А концерт идет. Что делать?! Вышел Димка с незапланированным монологом выручать программу, а мы бежим на улицу.
Гоша уже в воронке, через решетку что-то орет. Мы к начальнику, дескать, это наш артист. Начальник уперся. «Да какой он артист? Вы на него посмотрите! Таких артистов у меня полный подвал». А концерт идет. Димка, наверное, на пузе уже пляшет. Развлекает публику, пока мы тут Гошу выручаем. Шофер воронка подошел: «Товарищ майор, че-то от бомжа этого шибко дорогим одеколоном пахнет». Притащили Гошу. А ну-ка дыхни. Как будто наш артист мог выпить дорогой одеколон. Дыхнул Гоша. И спасло нас всех только то, что Гоша и в самом деле не успел хряпнуть перед концертом. Начальник посмотрел на меня. На Любу. «Говорили же мне, уходи на пенсию. Нет, не послушал умных людей, идиот». Плюнул смачно и пошел куда-то вдаль, как Горький по Руси.
И вот совсем измочаленный наш спасатель программы Димка облегченно и радостно обьявил: «Встречайте – Георгий Шестеркин!» И когда на сцену с гитарой и в изумительном костюме выскочил только что арестованный бомж, в зале повисла гробовая тишина. В этой звенящей тишине Гоша исполнил пару песен и ушел под звук собственных каблуков. И только уже где-то на третьем или четвертом Гошином выходе до нашей доблестной милиции стало что-то доходить, и Гоша все-таки удостоился жидких и жалостливых хлопков. А потом была уже сама, собственно, пьянка. Корпоратив то есть. Уже через час в ближайшем ресторане. И когда совсем не бомж, а великолепный певец Георгий Шестеркин лихо исполнил с эстрады захватывающий хит тех времен «Прорвемся, опера!», то первым к нему бросился именно Василий Степанович, тот самый начальник ИВС. Долго нашего Гогу обнимал. Хлопал по плечам. И, в конце концов, увел к себе за столик. Практически арестовал бывшего бомжа на целый вечер. И выпускал Гошу «из-под ареста» только для того, чтобы тот в очередной, двадцатый по счету, раз исполнил бессмертный хит, а сам он мог вместе с Гошей крикнуть в зал последнюю строчку: «Прорвемся, опера!»
P. S. Этот рассказ я посвящаю моим друзьям и коллегам. Володе, у которого я учился профессиональному отношению к делу. Леше, который поддерживал меня в самый страшный период моей жизни. Людмиле – красота этой женщины спасала весь наш маленький мужской актерский мир. И, конечно, благодарен я обладателю «Золотой маски России» Олегу. Я горжусь тем, что мне выпала честь быть его другом. Спасибо вам, ребята, за все! Спасибо.
