плохо, но всё лучше,
говорят на местном языке.
Их дети учатся в школах.
Холостые мужчины
их нации
Дробят, поднимая
каменную пыль,
Мостовые,
Укладывают тротуарную
плитку,
Срывают зелёные наши холмы,
И вновь насыпают насыпи.
Собирают яблоки
На зиму
в городском саду
(бесплатные дары всеми забытого
старого сада).
А вечером
В тесных и прокуренных
Бытовках
Галдят и смеются
На своём языке,
И им изнутри кажется,
будто снаружи, вокруг,
Родные пески
И село родное.
Снаружи же
виден лишь
свет
В окнах бытовок,
(В выросшем за два дня
посёлке дорожных рабочих)
И кажется,
и пески средней азии,
И родное этим людям село,
Поместилось внутри,
в тесном вагоне времянки,
Откуда слышится смех
И незнакомая речь.
Путём простого сложения
выходит, что
В этот час,
Село и пески
наступают везде,
Внутри и снаружи
(Как силовое поле бытовки):
Пустыня всемирная,
И небо над ней
С его звёздами.
Вечерний свет
На улице, ведущей
к городскому парку,
чернеющему за домами,
Из открытого окна
с решёткой
(лето на исходе,
но не закончилось ещё),
вдруг долетает
кислый запах старости,
мочи и немощи:
(как облако),
Он как пятно живое,
Пульсирующая точка
В инфракрасной
Темноте.
________
… Перемещаются по стенам
Солнечные блики,
С раннего утра
Снаружи
Слышен щебет
птичий.
Комната и солнечные пятна,
послеполуденные тени -
то испытание последнее.
________
Освещённое солнцем
вечерним
Последнее поле,
Что нужно пройти,
Возвращаясь домой.
Перечень уходящего лета
Что есть в парке,
на городском пляже,
Перед тем, как в него
Входит осень?
Красные стрекозы,
Крики ворона.
Жёлтые, самые скромные,
Безымянные почти,
Цветы
(Золотарник и чина,
Поздние лютики,
Ледвянец…
Зверобой на другом
берегу…
Прозрачная до невинности
(невинная до прозрачности)
Недотрога)
Солнце,
Проплывающее в тучах,
Серебристое, как луна.
Жёлуди, со стуком падающие
с дубов
на пустые лежаки
Пляжа.
Бурундуки и мыши,
Снующие меж норок
(под лежаками).
Запах реки,
И сама река,
идущая мелкой рябью,
постепенно обретающая
Безымянность
и покой
Безвременья.
… Ветер.
(Ветер, который уносит
Из города лето.)9
Лицо
В конце весны,
Полгода назад,
В одном из пригородов,
Которые выглядят, как сам
Город,
Но не имеют истории
(Так и кажется, что
Из-за поворота
Покажется старая водонапорная
Башня или здание
Сталинской эпохи,
Но оно не показывается,
Новое всё),
В большой белой церкви,
Просторной и тоже новой,
Отпевали человека,
Рождённого со мной
в один день.
При жизни
не было ничего,
Что бы нас связывало,
Но лишь это,
в конечном счёте,
и разделяло
нас.
Как ни пытаюсь,
я не могу сказать,
Что он, будучи живым,
Был мне другом,
Учителем,
Или чем-то большим.
Всего лишь
Разнояйцевые близнецы,
Со смещеньем во времени
И пространстве.
Брат, дальний родственник,
Близнец
В гробу.
Его лицо после смерти
впервые
Гладко обрили,
Как будто он, умерев,
Попался в сети людей:
любящих женщин,
И общества, -
От которых прежде
Всегда ускользал.
Гладковыбритое лицо -
Как освежёванное,
Как знак чужой власти,
Как надругательство,
И как
подлог, -
Стоит теперь
перед моими глазами,
И постепенно, кажется,
В памяти заменяет
его настоящее,
Не обнажённое
Посмертьем
Лицо.
Развязывание узлов
Вечер,
солнце освещает
Безоблачное
необитаемое небо
Над верхними границами
домов высотных,
Голую, без окон, стену
Небоскрёба,
Белёный
ослепительно-белый
бетонный
Куб клумбы, -
На детский кубик похожий, -
У подножия этой стены,
а также цветы,
сиреневато-голубые,
почти на грани цвета,
различаемого глазом,
мелкие цветы,
Чуть тревожимые ветром,
Пролетающим
у стены
подножия.
Отчуждение.
Небо, ветер,
(смертельно) белый
