– Вот так-то лучше, – поощрил ее Денис. – А то я уже начинал беспокоиться. – Он порывистым движением наклонился через стол и крепко сжал ее тонкие пальчики.
– Если бы ты знала, Мэри, милая, как я хочу видеть тебя счастливой! С первой встречи я влюбился в твою красоту, но то была печальная красота. Казалось, ты боишься, не смеешь улыбнуться, словно кто-то убил в тебе навсегда радость. С того чудного вечера, который мы провели вместе, я постоянно думал о тебе, дорогая. Я тебя люблю и надеюсь, что ты любишь меня. Чувствую, что мы созданы друг для друга. Я не мог бы теперь жить без тебя и хочу быть с тобой, хочу видеть, как ты освобождаешься от своей печали и смеешься каждой моей пустой, глупой шутке. Позволь же мне открыто любить тебя!
Мэри молчала, безмерно тронутая его словами. Наконец она заговорила.
– Как бы мне хотелось быть всегда с вами! – сказала она с грустью. – Я… мне так вас недоставало, Денис. Но вы не знаете моего отца. Он страшный человек. Что-то в нем есть, чего никак не поймешь. Я его боюсь, а он… он запретил мне и говорить с вами.
Денис прищурился:
– Так я для него недостаточно хорош?
Мэри невольно, словно под влиянием острой боли, крепко сжала его пальцы.
– Не говори этого, Денис, голубчик. Ты – чудный, и я люблю тебя, я за тебя умереть готова. Но ты не можешь себе представить, какой властный человек мой отец… ах, это самый гордый человек на свете!
– Да почему же?.. Что он может иметь против меня? Мне стыдиться нечего, Мэри. Почему это ты упомянула о его гордости?
Мэри некоторое время не отвечала. Потом сказала медленно:
– Не знаю… В детстве я никогда над этим не задумывалась, отец был для меня богом – такой большой, сильный, – и каждое его слово было законом. Когда я стала старше, мне начало казаться, что тут есть какая-то тайна, оттого он не такой, как другие люди, оттого он хочет по-своему нас воспитать. И теперь я почти боюсь, что он думает…
Мэри остановилась и взволнованно посмотрела на Дениса.
– Ну, что же он думает? – настойчиво подхватил тот.
– Я в этом не уверена… Я даже не решаюсь сказать… – Она покраснела и неохотно договорила: – Кажется, он думает, что мы каким-то образом приходимся родственниками Уинтонам.
– Уинтонам! – воскликнул недоверчиво Денис. – Самому герцогу! Господи, откуда он это взял?
Мэри уныло покачала головой:
– Не знаю. Он никогда об этом не говорит, но я чувствую, что в глубине души он постоянно носится с этой мыслью. Видишь ли, фамилия Уинтонских герцогов – Броуди, ну, он и… О, как все это глупо, смешно!..
– Смешно! – повторил Денис. – Нет, совсем не смешно! Какую же пользу он рассчитывает извлечь из этого родства?
– Да никакой, – отвечала она с горечью. – Только гордость свою тешит. Иногда он просто отравляет нам жизнь, заставляет нас жить не так, как люди живут. В этом доме, который он себе выстроил, мы в стороне от всех и от всего, и дом этот нас так же гнетет, как он сам.
Увлекшись рассказом о своих тревогах, она в заключение воскликнула:
– Ах, Денис, я знаю, что нехорошо говорить так о родном отце. Но я его боюсь. Никогда, никогда он не позволит нам обручиться.
Денис стиснул зубы.
– Я сам с ним поговорю. Каков бы он ни был, а я сумею его убедить, чтобы он разрешил нам встречаться. Не страшен он мне. Я не боюсь никого на свете.
Она вскочила в сильном испуге.
– Нет, нет, Денис! Не делай этого! Он нас обоих накажет самым ужасным образом.
