Бёрнс пролистнул стопку бумаг, отмерив, что прочёл лишь половину. Он уже признался себе, что спать этой ночью не будет. Поднялся из-за стола и осторожно, чтобы не шуметь, прошёл в спальню. Мэри мирно спала, подтянув одеяло к подбородку. Грегори склонился к ней, убрав непослушную прядку волос с её лица, и очень мягко коснулся губами виска. Его невеста что-то мило промурлыкала во сне. Мужчина улыбнулся ей в ответ. Эта девушка была его настоящим и будущим. И он меньше всего хотел касаться сейчас своего прошлого. Но теперь, единожды открыв дневник Аррена, Грегори не мог отступить от него, пока не доведёт эту историю до конца.
Мужчина тихо поднялся и вернулся в свой кабинет.
***
В ту ночь опять был кошмар. Стоило мне закрыть глаза, как я вновь провалился в пустоту. Сначала ты не боишься её. В первый момент она даже приносит тебе облегчение. Здесь ведь ничего нет – даже боли. Всё остаётся где-то очень далеко. И ты думаешь, что заплатить отсутствием света и радости за исчезновение страстей и страданий – это хорошая сделка. Так начинался абсолютно каждый кошмар – начинался с удовольствия.
Но пустота, словно змея, обвивает тебя всё крепче. Ты осознаёшь, что она начинает даже вползать в тебя. Ты сам становишься пуст, бездумен, бездушен. И это не проходит. Никто не будит тебя, ты не просыпаешься. И начинает казаться, что пустота навсегда. Сначала это тревога, потом страх, а затем непременно паника. Ты кричишь, но не слышишь собственного голоса. Ты машешь руками, но ничего не чувствуешь. Ты пытаешься бежать, но ноги не находят тверди. В какой-то момент ты начинаешь сомневаться: существуешь ли ты сам? А существовал ли вообще когда-то? Ты можешь плакать, смеяться, кричать – ничего не происходит. Ты не влияешь ни на что. От тебя ничего не зависит. Ты не в силах ничего изменить. И вся твоя прошлая жизнь – все твои эмоции, страдания, воспоминания – кажется лишь сумрачным, бесконечно далёким наваждением. И ты затихаешь. Силы есть – они никуда не делись, но ты понимаешь собственную бессмысленность.
Так было и сейчас. Всё повторялось в очередной раз. Но потом был крик. Не мой. Вообще не похожий на крик человека. Пронзительный и звонкий, словно крик хищной птицы. Сначала далёкий, но стремительно приближающийся, пока от него не заложило уши до боли.
А потом был удар. Лишь несколько долгих мгновений спустя я осознал, что и сам кричу. «Птица» вцепилась в мою спину когтями. Её огромные крылья били меня по плечам, по голове. Я не видел её в темноте, но я понимал, что она так же напугана пустотой, как и я. Лишь неведомым образом мы столкнулись с ней в этом бесконечном, бессветном океане. Я пытался развернуться, я пытался схватить её своими руками, чтобы прекратить нещадные удары. Но это существо было абсолютно безумно. «Птица» рвала мою спину, впиваясь острыми длинными когтями, не желая отпускать ни на секунду.
Я почувствовал и другое прикосновение – чья-то маленькая узкая ладонь крепко держала меня за плечо. Я догадался, что кто-то меня будил. Но «птица» не желала отпускать. Я взмолился, чтобы неведомая рука не сдавалась, чтобы разбудила меня уже наконец. Я почувствовал себя безвольной игрушкой, которую тянут в разные стороны два упрямых ребёнка. А потом один из них упустил меня, а второй выкинул на свою сторону по инерции…
…Я резко сел на кровати, раскрыв глаза настолько сильно, что боль пронзила уголки век. Неясный свет за окном был самым великолепным зрелищем в моей жизни. Я смотрел на него, не моргая, боясь, что если закрою глаза хоть на миг, то вновь провалюсь в пустоту. Я медленно осознавал, что вернулся – вновь, в очередной раз. Я всегда возвращаюсь. А «птица» осталась там. Её некому было разбудить.
