– Тебе придется поверить. – Граубергер поежился и с опаской глянул по сторонам.
– Что с тобой? – взволнованно спросил его Бронников.
– Ветром утренним пахнуло. Надо торопиться. Отомсти за меня, сын. Не дай постели датских королей служить кровосмешенью и распутству!
Виктор подумал, кивнул и вдруг спросил:
– А как поступить с мамой? Ее я тоже должен…
Граубергер отрицательно мотнул головой:
– Нет. Ей хватит и мук совести. А теперь мне пора. Солнце уже всходит. Прощай, сын! И помни, что я тебе сказал!
Эдик Граубергер опустил книжку и весело взглянул на Марию.
– Ну, как?
– Терпимо, – улыбнулась Варламова.
Виктор Бронников тоже опустил книжку.
– Мария Степановна, – заговорил он со своей обычной холодноватой вежливостью, – а вам не кажется, что в пьесе много неточностей?
– Ты о чем? – не поняла Мария.
– О том, что Гамлет действительно больной и несчастный человек. Ему кажется, что он прикидывается сумасшедшим, но он на самом деле сумасшедший.
В реплике Бронникова не было никакой озлобленности. Он просто высказал свою версию понимания истины, его глаза смотрели не мигая.
– Сумасшедший, который считает себя здоровым человеком, изображающим из себя сумасшедшего? – Мария прищурила серые глаза. – Это что-то новое. Не мог бы ты объяснить свою мысль?
– Пожалуйста, – пожал плечами Виктор. – Судите сами: Гамлет своими глазами увидел призрак отца. И не просто увидел, но внимательно его выслушал и тут же бросился выполнять его просьбу. А спустя несколько страниц Гамлет вдруг начинает рассуждать об «ином мире, откуда нет возврата». Что значит «нет возврата», когда он сам – своими глазами – видел своего умершего отца?
– Да… – озадаченно пробормотала Мария. – Я как-то не обратила на это внимания.
Виктор взглянул на нее снисходительно.
– Есть и другие неточности. Но дело даже не в них. Знаете, что меня больше всего бесит?
– Что?
– Гениальным литературным произведением считается пьеса, герой которой – сумасшедший. То есть – неполноценный.
– Ну и что? В наше время на экранах и театральных сценах полно неполноценных героев.
– В том-то и дело. В наше время неполноценность становится нормой. Даже более того – образцом для подражания. Вспомните фильмы, которые получают «Оскара». Они же все об инвалидах и ненормальных.
Мария пожала плечами.
– Бывают не только физические или психические уроды, бывают еще и уроды нравственные.
– Чушь, – скривился Бронников, – выдумка. Мораль – всего-навсего свод правил, которые выдумали люди. Завтра они выдумают что-нибудь другое.
Мария поняла, что без тяжелой артиллерии в споре не обойтись.
– А как насчет нравственного императива, о котором говорил Иммануил Кант? Если мне не изменяет память, философ считал, что представление о морали дано нам с самого рождения. По-твоему, Кант не прав?
– Бывают не только врожденные достоинства, но и врожденные болезни, – небрежно бросил Виктор. – По-моему, Кант сморозил глупость. От нее один шаг до признания существования Бога.
– А ты не веришь в Бога?
– Я не нуждаюсь в этой гипотезе.
– Достоевский где-то написал, что если Бога нет, то можно людей резать.
Виктор взглянул на нее холодно:
– Мария Степановна, мы слишком далеко ушли от Шекспира. Что касается пьесы, то я настаиваю на своей точке зрения: только идиот может считать ее гениальным творением.
– В таком случае я – тот самый идиот, – с улыбкой сказала Мария. – Давайте продолжим репетицию…
