Замок одиночества - страница 30




… Ах, это женское ушко!
Ей – услада,
Ему – ловушка.

Такая какая-нибудь рифмованная «мелочишка» часто приходила на ум филологу-математику. Само сочетание «компьютерная лингвистика» перепутывало всё. Всё как в жизни, этой «странной истории прорастания доктора Джекила в мистера Хайда… и, наоборот, избавления…»

Евгений вышел на балкон, закурил. «Лёгкий морозец… Впрочем, это хорошо. После обеда солнечно обещают, а сейчас чуть клубится эта неприятная снежная пыль. Эх, хорошо бы ночью настоящий московский крупный снегопад! Да, друзья мои, фетишизм: снег, маски, идолы и амулеты. В это тоже прорастаем. Надень на хлюпика длинный чёрный плащ с капюшоном да дай ему в руки хоть самурайский меч, хоть крест, хоть свечу – и он уже грозен, во всяком случае значителен. И себе ведь в первую очередь он кажется таким. Мировой шопинг – вот тебе мировая революция. Кстати, надо бы карнавальных масок-то прикупить сегодня на Монмартре».

Так сибаритствовал Евгений, пока остальная троица наших путешественников поехали подземкой к Триумфальным воротам, на Елисейские поля и в сад Тюильри. Договорились, что все вместе встретятся в шестнадцать часов на Монмартре, у базилики Сакре-Кёр, и пообедают в одном из популярных здесь африканских ресторанов.

Однако после выхода из метро в непосредственной близости от Триумфальных ворот и обойдя их пешком, дальше следовать решено было на такси.

– Гуляем! – бросил вызов дед. – Всё для моей старушки любимой, Наташки! Дадим отпор её дегенеративному остеоартрозу коленных суставов!

Он взял такси на специальную экскурсионную, транзитную поездку, то есть автомобиль с водителем в собственное распоряжение на три часа с остановками по требованию для прогулок. Маршрут, разумеется, по желанию клиента. На Монмартре они оказались даже раньше, то есть в пятнадцать часов «с хвостиком». То и дело безо всякой музыки дед вновь и вновь прихватывал «своих девчонок» и кружил широкими «французскими па». «Padam, Padam, поддайте страсти, мадам!» – напевал «генератор праны» голосом волка, обхаживающего лису. Казалось, даже скульптуры в саду Тюильри улыбались нашим героям!

– Скажи, бабуля: сегодня классно погуляли! И здесь, на Монмартре, классная тусня – бомонд, аристократы и буржуа! А вчера, дед, послушай. Смех! В Лувре не принимали в гардероб наши с бабушкой шубки. «Дорогие», мол! В спецгардероб кое-как сдали… Да и вообще… У нас в Эрмитаже и Третьяковке в верхней одежде и с колясками по залам не ходят! А здесь… Им учиться у нас, у русских, нужно! Высокой культуре. А то увлеклись они «высокой модой», фу – показуха!.. А суп этот луковый, лягушки противные и гадкая фуа-гра. Я чуть не… вчера в «Риволи». Отца обижать не хотела: давилась и ела. О! Стихоз!

– Моя внучка! Молодец! – похвалил дед Оленьку за патриотизм и понимания «смыслов».

А та, вся на крыльях, крутила головой и всё ещё будто кружилась. Или летала. Да, этот «балкон Парижа», эти крутые мощёные улочки многих, очень многих окрыляли. А сколько художников вокруг! Все зазывают попозировать, купить что-то. Уличные артисты, музыканты, зеваки и карманники!

– Э-э… Мадам! Мадмуазель! Месье! Да-да, вы, русские!.. Марк Шагал!.. – кричал из какой-то ниши художник-колясочник. В толстой вязаной кофте, в такой же шапочке, да ещё в настоящих унтах. Не уггах – унтах! Коляска была покрыта чёрной, изношенной «в хлам» буркой. Чистая русская речь. «Из белогвардейских осколков», – прикинул Матвей Корнеевич, пытался заглянуть в глаза этого человека сквозь круглые тёмные очки.