Темные волосы с оригинальной стрижкой создавали тот благородный шарм, который я подметил еще тогда – на дороге у коттеджа. Тоже темные, не коричневые, а непонятного, кажется, очень темно-серого цвета глаза, были внимательными, но обращенными чуть в сторону от собеседника. И какая-то легкая скрытность почудилась мне во всем ее облике.
Доктор Бакли вскоре вынул дорогие карманные серебряные часы и сделал легкий поклон хозяину:
– Благодарю вас. Мне нужно еще посетить больного в рыбацкой деревне. Там, где вы остановились, капитан. Хотя предварительно я предпочел бы все-таки послушать вас, сэр Джон.
– Бога ради, доктор, не беспокойтесь. В моем организме со вчерашнего дня абсолютно ничего не изменилось. Отложим на завтра, а вы, поспешите лучше к бедному больному.
– Ну хорошо, пусть так. Бета, в девять прошу тебя быть дома.
– Конечно, папа.
– Пожалуйста, не волнуйтесь, мистер Бакли, – доглатывая кусочек пирога, весело произнес Стив, – мы с Джеральдом доставим ее в целости и сохранности.
– По-моему, достаточно чего-нибудь одного – в сохранности, например. Прощайте, господа.
– А я ловлю вас на слове, капитан, – весело обратился ко мне Уиттон. – Вы обещали партию в шахматы брату, то есть не обещали в прямом смысле слова, но и не отвергали ведь этого совсем, а?
– Да я ничего и не имею против.
– Мэтью, как тебе не стыдно, – укоризненно произнес сэр Джон.
– Стыдно, брат, очень. Но мне еще нужно съездить в город. Позвонили с почты: пришла посылка из Лондонского клуба роз. Там чудесные черенки для морозостойких прививок. Они выведены в Канаде и их практически еще нет в Европе. Это мечта! Теперь я смогу не вскакивать по ночам из-за весенних заморозков.
– Знаем мы тебя, все равно будешь вскакивать, – заявил Джеральд.
А Стив, подтверждая, закивал головой:
– Теперь уже чтобы проверить, не случилось ли чего с новыми черенками.
Все засмеялись.
– Вам бы, молодежь, только и вышучивать пожилых людей, – добродушно ответил Мэтью, по-видимому, совсем не возражая против того, чтобы бывать иногда объектом мелкого юмора.
– Сэр Джон, – обратился я тут же к хозяину, – я действительно люблю играть в шахматы. Уровень у меня, правда, не очень высокий. Но почему бы не попробовать?
Мы вышли в холл, а оттуда – в соседнюю с ним библиотеку – большую хорошо обставленную мягкой кожаной мебелью комнату.
В ее стене, сразу слева от входа, помещался большой, неиспользуемый в это жаркое время года камин. Наверху по обеим от него сторонам висели два портрета – мужской и женский. Я прочел имена на медных табличках под ними: Чарльз Холборн, Элизабет Холборн.
– Родители, – следуя за моим взглядом, пояснил хозяин.
Дальше, в середине комнаты, находился продолговатый стол, за которым могли бы одновременно работать два-три человека. А еще дальше, в противоположном конце, между двумя удобными креслами стоял небольшой шахматный столик на витых темно-вишневых ножках. Приблизившись, я увидел, что его поверхностью служит редкой красоты шахматная доска, представляющая собой каменную инкрустацию, несомненно, очень дорогую и древнюю. Как и тонкие резные фигуры слоновой кости на ней.
– Индия, – заметив мое любопытное внимание, произнес сэр Джон. – Этому изделию лет двести.
Мы сели и я зажал в оба кулака по пешке, предлагая хозяину выбрать цвет, но он категорически отказался, настояв, чтобы я как гость играл в первой партии белыми.
