Я захотела проявить уважение и начала по-украински, как Дмитро.
– Вы, будь ласка, сами пыйтэ, а я подывлюся, визьму, шо мэни трэба… Ось стаканы з пидстаканныкамы – воны ж бухвэтные?
– Ага ж, бухвэтные! И ото на этажерци блюд-цэ – визьмы, тэж ваше, з бухвэту. Як воно тут?.. Нэ знаю…
Я заверила Дмитра, что переживать ничего не надо. И спросила для поддержки, почему Дмитро в тельняшке.
Дмитро стал радостный и довольный. Допустим, Дмитро уже был радостный, а тут стал радостный и довольный тоже.
Дмитро мне рассказал, что у офицеров работает на подхвате, что три года тому служил моряком, морским, а не на речке, как у нас в Чернигове, которые моряки на Десне, – на пароме или на пароходе до Киева и дальше.
Я сказала Дмитру, что завидую, что я ж воду, кроме Десны и Стрижня тоже, не видела, а море, конечно, это красиво-красиво.
Дмитро сказал мне, что море – это красиво-красиво, что у Дмитра всегда есть мечта переехать на жизнь в Крым.
Потом Дмитро сказал про чтоб помочь мне понести ведро. Я сказала, что спасибо за доброту, что не надо, что я сама по себе. Дмитро мне сказал, что ладно.
Я уже когда вышла за двери, подумала, что, конечно, Дмитро резал бумагу для уборной. Еще подумала, что Дмитро режет, а сам знает, что с этой бумагой люди делают. Получается, про меня знает тоже, что я делаю. Стыдно.
По правде, у меня в жизни всегда стыдное мне мешало. Я мечтала, чтоб у человека стыдное не было. А это ж мечты и мечты.
Еще было – бильярдная, кружок “Кройка и шитье”. Другое тоже было.
До Александра Ивановича надо было пойти от лестницы и на правую сторону. А когда пойти на левую сторону, так там зеркало на весь-весь рост. Зеркало, потому что вход и вешалки. Вешалки были на доверии, там человек не находился. Оно ж каждый сам по себе снимет с себя и повесит, а потом такое же сделает назад. Зачем в коллективе держать человека, чтоб он совался и совался?
Конечно, я стала возле зеркала, чтоб перевязать хустку. Удачно получилось, что было пустое, как для людей, время.
Я перевязала и еще обсмотрелась в зеркале с всех своих сторон, какая я, когда с книжкой и с ведром тоже. Мне понравилось.
У человека так не случается, чтоб было удачно и удачно.
Я постучалась до Алексндра Ивановича, чтоб мне открылось.
Голос женщины мне сказал:
– Войдите!
Я зашла.
Секретарка – по виду сельская учительница Вера Марецкая. У Веры Марецкой и платье такое, и брошка тоже, наверно, еще с самой гимназии или откуда. Вера Марецкая сидит себе, две руки на машинку положила – показывает, что работает каждую секундочку.
Я пояснила Вере Марецкой свою задачу:
– Извините, пожалуйста, я посмотреть – за посудой, может, с буфета что…
А Вера Марецкая мне:
– Вас как зовут, девушка?
Я сказала, что Мария.
Вера Марецкая меня заверила:
– Мария, мы с буфета себе сюда ничего не носим. Вы должны понимать, что это кабинет товарища Осипова. Вы это понимаете?
Я хотела сказать, что товарищ Осипов обещал мне про меня заботиться больше большего, что я лишнее всегда не прошу, что прошу посуду с буфета, а не я не знаю что.
Вера Марецкая мне не дала и зубы расцепить:
– Вы идите! Идите! Нам тут некогда!
Я – раз! – и повернулась назад.
Я шла, а в голове у меня было учителькино гадство. “Мы не носим… мы с буфета… нам тут некогда…” Зараза! И как это она себя слепила с Александром Ивановичем! Я не потому, что, как у женщин бывает, ревность. Первое, она старая-старая, старей женсовета. Была б Марецкая молодая, я б тогда, конечно. Мне стало обидно как человеку. Еще и книжка.
