– Конечно, методики-то все старые. – Оксана нисколько не удивилась моему замечанию. – Приходилось сталкиваться?
– Я же учитель по образованию. Готовили к работе с детьми. Кто ж знал, что это на мне в «дурке» будут испытывать.
– Да, точно! Вы же педагогический заканчивали. Историк, если я не ошибаюсь? – Оксана оживилась. – Ну тогда для вас труда не составит, хотя можете отказаться.
«Ага, отказаться! Сама ведь не поняла, что сказала, – размышлял я про себя. – Нет, миленькая, всю вашу ерунду будем проходить от начала до конца, долго и медленно!»
Еще бы, при моем-то выборе: или, сидя в этих просторных палатах, целый час трепаться с милой врачихой, параллельно разгадывая их дурацкие «кроссворды», или снова быть запертым в железную клетку.
Не дождавшись ответа, Оксана впервые с начала беседы уткнулась взглядом мне в переносицу, сверкнула снежным блеском зубов, словно фортепианными клавишами, и протянула карандаш.
Тестов я насчитал восемь: на память, на логику, на ассоциативное мышление, на агрессию, на темперамент… Как говорится, избито, но проверено. Однако картинки, цифры, цвета поглотили меня не целиком, все внимание было занято случайным знакомством и окружавшей нас вдохновенной обстановкой.
За соседними столами шло пристальное изучение еще двух арестантов. Вопросы давались им нелегко. Рисованием и писаниной их не озадачивали за бесполезностью оных. Мои товарищи по несчастью скорее мычали, чем говорили.
– Зачем вы убили свою жену? – терпеливо допытывалась рядом немолодая женщина-врач у своего подопечного.
– Не убивал я ее! Я ей только ноги порезал! Она же, сука, с корешем моим… – Речь и мысль подследственному давались с трудом.
– У вас же в деле написано – сто пятая, убийство. – Поперхнувшись смехом, женщина принялась листать бумаги.
– Не-е-е… А… Да-а… Это… Так это я первую свою бабу, ну то есть жену зарубил, так я за то уже отсидел. – Изумление на лице арестанта сменилось четко читаемым победным выражением: «Ну и дура!»
– Иван Борисович, вы не могли бы чуть-чуть побыстрее. – Голос Оксаны вежливо прервал мое созерцание соседей. – У нас еще три задания. А с вами потом должен поработать еще психиатр, а затем еще и комиссия.
Беспокойство Оксаны Николаевны объяснялось тем, что я уже минут двадцать как завис над пятнадцатым вопросом из двухсот вопросов задания, состоявшего из длинного нудного теста, и раздумывал: то ли тупо расставить буквы в хаотическом порядке, то ли перейти к следующему упражнению. И все же решил не сдаваться.
В следующей головоломке предлагалось продолжить предложение с «если». С таким мне раньше сталкиваться не приходилось. Задание явно предназначалось для извращенцев и дегенератов. К примеру, требовалось продолжить предложение «за что я ненавижу свою мать…», «за что я люблю своего отца…», «если бы у меня был нормальный секс, то…», «я хотел бы стать…» и тому подобное. Любые ответы на столь бесхитростные вопросы сами по себе круче всякого диагноза, и я решил поставить точку в психологических экзерсисах. Оксана любезно проводила меня к психиатру, пообещав, что мы еще увидимся с ней на комиссии.
Врач-психиатр, представившаяся Светланой Павловной, уже давно миновала полвека жизни, но выглядела бодро и здраво, без следов многолетнего ковыряния в больных умах. Академическая обстановка ее кабинета совсем не напоминала больницу и удивительно точно гармонировала с ее профессорской внешностью. Перед Светланой Павловной на столе лежала пухлая подшивка, на титульном листе которой значилось: «Дело №… Миронов И. Б.»
