Что?! Тут еще и воды несколько видов?
Я потерянно молчу, но тут в разговор вступает Алекс.
– Принеси Аквадеко, – негромко говорит он. – Лед, лимон?
Это Алекс уже ко мне обращается.
Я мотаю головой, и он невозмутимо сообщает стюардессе:
– Безо льда и лимона. А мне как обычно.
– Чашечку эспрессо и свежевыжатый грейпфрутовый сок? – услужливо уточняет она.
– Да.
Анна уходит, а у меня вырывается:
– Грейпфрутовый сок ведь ужасно горький!
– Да, и?
– Как вы его пьете?
– Мне нравится, – пожимает Алекс плечами, а я вдруг понимаю, что не знаю своего будущего мужа. Его вкусов, привычек, мыслей, предпочтений. Совсем не знаю.
Но, наверное, это нормально, если наш брак будет только на бумаге?
Или нет?
Нам ведь все равно придется жить в одном доме, общаться. Хотя бы изредка.
Словно услышав мои мысли, Алекс вдруг бросает:
– И перестань называть меня на вы, Ника. Это выглядит странно даже для фиктивной жены.
– Вы сказали, что все будут считать меня вашей дальней родственницей, – тихо напоминаю я. – А в этом случае уместно обращаться на вы. Вы же меня гораздо старше.
Алекс удивленно хмыкает, как будто не ожидал, что я ему отвечу. Кажется, он хочет еще что-то мне сказать, но тут Анна приносит нам напитки, и наш разговор на этом заканчивается.
Я мелкими глотками пью прохладную воду из канадских источников (на вкус как обычная вода, ну или я просто ничего не понимаю), а Алекс залпом опрокидывает в себя крошечную чашку кофе и запивает его соком.
Самолет готовится к взлету, нас очень мягко просят пристегнуть ремни безопасности и переключить в авиарежим все приборы. Я достаю свой старенький мобильный телефон и вижу там сообщение от тети.
«Операцию назначили на завтра, позвоню тебе как все пройдет. Береги себя, наша девочка, и будь счастлива в новом доме! Совет вам да любовь».
Слезы брызгают из моих глаз так внезапно, что я не успеваю их остановить. Я закрываю лицо руками и чувствую, как меня трясет от с трудом сдерживаемых рыданий.
Я хочу домой. К тете и дяде. Я не хочу ехать в незнакомый дом и быть там никем!
Внезапно моего плеча касаются чьи-то твердые пальцы. Я вздрагиваю, убираю руки от лица и вижу Алекса, который стоит возле меня. Он достает из кармана пиджака тонкий белый платок и протягивает мне.
– Спасибо, – бормочу я, смущенная этим жестом неожиданной заботы.
Но его дальнейшие слова избавляют меня от иллюзий.
– Приведи себя в порядок, – холодно говорит Алекс. – И научись держать лицо, Ника. Тебе это пригодится.
До конца полета он мне больше не говорит ни слова.
Я справляюсь со слезами, пересаживаюсь на диван, потому что он ближе к иллюминатору, и смотрю на облака, которые плывут под нами, как клочья белой ваты. Это красиво, но очень быстро надоедает, поэтому я украдкой посматриваю на Алекса.
Он сидит все в том же кресле и, низко склонив голову к стоящему на коленях ноутбуку, что-то быстро на нем печатает. Пиджак он сбросил и повесил на спинку кресла, и теперь еще лучше видно, как плотно обтягивает его крепкие плечи бледно-голубая рубашка. Я сижу сбоку и вижу строгую линию его профиля, вижу, как он закусывает губу и барабанит пальцами по ручке кресла, когда задумывается над тем, что же печатать дальше. Вот такой, сосредоточенный и погруженный в работу, Алекс кажется мне еще более чужим.
Человек из другого мира, мира, в котором я всегда буду лишней.
Как я могла думать, что он в меня влюблен?! Где были мои глаза?
