– В морду тебе! В харю цветочки! Отвали от него, потаскуха!
Мать ревнует отца безумно, страшно. Страстно! Громко! Она забывается и ведет себя неприлично. Недостойно офицера полиции, пусть и «в свободное от исполнения служебных обязанностей время».
«О ревность, ты яришься и кипишь! И словно хищный лев алкаешь крови!» – возвещал некогда со сцены корифей Хрисанф Блистанов.
– Сука! Да ты сама отвали! – визжит вторая фанатка.
– За оскорбление – статья! Еще слово – и в «обезьяннике» у меня насидишься! – Мать выхватывает из кармана косухи «корочку» и сует под нос фанатке. Швыряет на тротуар букет роз. Топчет его.
Фанатки мигом отшатываются от отца.
– Не связывайся с ментовкой, – шипит одна фанатка другой. – Мы ж и виноваты останемся!
Они почти бегом несутся к Садовому кольцу. Одна вдруг останавливается, оборачивается и орет:
– Подавись своим нариком! Кому он нужен? Ни в одном сериале не снялся, лузер!
У матери злое лицо в тот момент. А он, маленький, напуган скандалом. Отец, источник всех несчастий, берет его на руки. И одновременно машет проезжающему такси. В машине мать и отец молчат. Мать – гневно, отец – с виноватой кривой усмешкой. В тесной «двушке» на окраине, доставшейся матери от ее родителей, отец сажает его на кроватку и просит раздеться самостоятельно. Родители уходят в комнату и закрывают дверь.
Голоса… Мать кричит… Звук пощечины… Отец что-то тихо бормочет в ответ…
Он, пятилетка, уже давно приучен раздеваться и одеваться сам. Но обожает, когда мама ему помогает. Надевает рубашку, вязаную кофточку, курточку. На голову – теплый шлемик с ушками. Опускается на колени и зашнуровывает крохотные ботинки. А зимой мама надевает ему комбинезон-пуховичок – валяться в сугробах. И натягивает варежки, целуя каждый его пальчик.
Мама, когда не ревнует отца к «потаскухам» (она называет их порой и совсем непечатно, если ей кажется, что ее никто не слышит), сущий ангел. Ему, своему сыну, она дарит любовь и заботу. И тепло… и нежность.
Но сейчас он в комнате в полном одиночестве. Ему опять скучно и неуютно. Уже поздно, и его клонит в сон. И одновременно тянет плакать и ныть. Он спрыгивает с кроватки и бредет к закрытой родителями двери, дергает за ручку, но изнутри дверь подперли стулом.
Всхлипывание… вздох… Мать плачет?
Стул чуть отодвигается, и он заглядывает в щель.
Мать и отец, сплетенные, на полу у дивана. Темные густые волосы матери разметались по вытертому коврику… Они совершенно голые оба. В комнате горит яркий свет. И он, пятилетка, долго наблюдает за родителями.
А затем возвращается к себе и ныряет в кроватку. Поворачивается на живот, утыкается лицом в подушку. Странное чувство охватывает его…
Он завидует отцу.
Не полностью понимая смысл увиденного, он тем не менее желает оказаться на месте отца.
Повзрослев и превратившись в молодого мужчину, он всегда в размышлениях о тех событиях убегает сам от себя: «К черту, к черту, пофиг, пофиг…» И одновременно задает вопрос: он ревнует лишь мать? Или всех понравившихся ему женщин?
А в тот вечер… уже ночью отец (облаченный в махровый халат) является к нему, удивляясь:
– Не спишь до сих пор? Ну даешь, старик! Сказку почитаем?
Он, повернувшись в кроватке, недовольно отпихивает отца от себя. И заявляет мятежно:
– Ты плохой!
– Я? – удивляется отец. Жемчужная серьга его в ухе мерцает, на шее – след алой помады. Он до боли смахивает сейчас на принца из «Десятого королевства», они недавно смотрели его всей семьей по видео. – Ну прости меня. У театра ты ведь не сдрейфил? Нет? Храбрец! А мама наша просто вспылила. У нее, словно в пьесе,
