А их единственный отпрыск…
Улита знавала их чадо еще в детстве. Генка-цыган… Его велик со звонком «Орленок». Его черные кудри. Он никогда не сидел в тюряге. Он всегда умел крутиться. И с годами из юной нищей деревенщины превратился в холеного делягу. Много он нахапал разного добра, недвижимости, судачили люди в Кукуеве. Но ветхий дом бабки-ведьмы, видно, и его притягивал магнитом.
Там Улита его и нашла тогда. Одиннадцать лет назад.
Нет, она не собирала грибы в дремучем лесу в тот день. У нее имелось дело: Карп с подельником Савкой (они тоже успели отсидеть и вернулись в Кукуев) послали ее к дому ведьмы на разведку. Они тогда «бомбили» дачи и дома, выгребали все – от стареньких холодильников до металлической посуды и ложек-вилок. Все сдавали в приемные пункты вторсырья при мусорных полигонах, а деньги пропивали. Улита солгала оперу, мол, оказалась у дома случайно. Легавый ей, естественно, не поверил, но на допросе не сумел зацепить ее. Он тогда плотно занялся мальчишкой. Волчонком. А Улита ничего ведь не успела совершить уголовного. Ничего не украла. Она наткнулась на труп Генки-цыгана.
Брела по лесу к дому ведьмы – специально не по дороге, а сквозь чащу. Скрытно. С деревьев капало ей за шиворот. Накануне после жарких дней хлынул сильный ливень. Словно хорек потянула носом – вонь била ей в ноздри.
Неописуемый жуткий смрад – мокрой гари и… жареного протухшего мяса.
Вонь шла от дома ведьмы. На секунду Улиту обуял смертельный, почти мистический ужас. Ей померещилось: колдовка вылезла из могилы и жарит человечину в своих владениях. Мертвая обгладывает чьи-то берцовые кости, запалив их на костре… Бежать, бежать от ее логова – а то она припомнит Улите кошку и кол! Мертвяки ведь все знают. Они чуют…
Парадокс: желая бежать, Улита не помчалась прочь. Ноги сами принесли ее в обход к калитке. А дальше…
Калитка стояла настежь. Во дворе – смрад. И нечто обугленное. И коса с длинной ручкой, всаженная острием в черную жуткую паль.
Улита охнула, сунулась на участок, но впопыхах задела боком ладони за ржавый гвоздь, торчащий из забора – странно он выгнулся. Кровь ее закапала на листья растущего рядом дудника, смятого…
Улита зажала ладонь другой рукой и на ватных ногах направилась к косе, воткнутой в головешку. Труп Генки-цыгана… он сгорел лишь наполовину. Обуглились его ноги, живот, часть груди. Под лысым черепом, давно лишившимся буйных кудрей, – лужа черной запекшейся крови. Искаженный дикой гримасой лик в пятнах копоти. Острое лезвие косы отливало сталью. Острием ударили прямо в рот, сломав передние зубы.
«Ну и морда тогда была у мертвого Генки-цыгана…» – пронеслось в голове Улиты. Воспоминания одиннадцатилетней давности.
Улита тогда во дворе, стоя над мертвецом, зыркала по сторонам. Дверь дома ведьмы настежь… Тихо кругом. Дом бесхозный, а внутри… Генка с его-то деньгами наверняка привез в родительский дом немало нового добра. Им и планировали поживиться воры – кореша Улиты, пославшие ее на разведку.
Над головой каркнула ворона. Ведьма все же покинула кладбище, обернулась черной птицей и прилетела. Сейчас она спикирует на Улиту, вырвет ей когтями зенки. Острым клювом ослепит ее, мстя…
И вновь ужас объял суеверную Улиту. Она ринулась назад, к калитке, забыв о наказах подельников, о возможно оставшихся в доме вещах, спиртном, бумажнике с деньгами, ценных фирменных шмотках, дорогом мобильном телефоне убитого…
