Занавес памяти - страница 32



– Почему? – спросила Катя.

– В крови засохшей изгваздался. Малец, а кровищи на нем! – Карпов присвистнул. – Мы с Савкой, зачем шли, в момент забыли. Решили сначала: тачка его сбила. Кинулись к нему. Начали тормошить. Спрашиваем: «Что с тобой? Авария?» А он ни гу-гу. И вроде не раненый, целехонький. Чумазый, грязный, в крови, и одежка на нем сырая. Ливень хлестал намедни и с утреца тогда тоже, к вечеру распогодилось… В волосенках у мальца – хвоя, трава, то ли в лесу под корягой спал, то ли под елкой от людей ховался. Волчонок сущий!

– Но потом он вам что-то сказал на дороге? – продолжила Катя.

– Ни словечком не обмолвился. Пялился дико и вдруг начал вырываться и орать благим матом. Истерить. Мимо грузовик проехал, водила едва шею не свернул на нас, однако не остановился. Мы с Савкой сдрейфили: еще пришьют нам волчонка окровавленного. Мол, это вы ему вред причинили. Начали мы метаться, останавливать транспорт. Трактор с фермы подвез нас в Кукуев до опорного пункта. Прикатили мы на тракторе в сумерках, а участковый тогдашний Милонопоклонов опорный пункт на висячий замок уж закрывает и к своему мотоциклу с коляской. Он в тот день на пенсию вышел, ехал в район ключи сдавать. И вдруг мы с пацаном! Он сам не стал вникать – позвонил в район. Нам всем запретил опорный пункт покидать, сидели мы в тамбуре. Явился к нам опер из района. Он всем и занялся.

– Фамилию опера помнишь? – осведомился Гектор.

– Буланов, – глухо ответил Карпов.

– Неужели испугались вы с Савкой на дороге пацана? – Гектор недоумевал. – Пятиклассника? Или ситуации общей? Вы ж срок вроде мотали с дружком?

– Милон Поклоныч донес? – скривился Карпов. – Вы ж с фермы от него прямиком к нам с Улитой.

– Неважно, кто мне слил эту информацию, – улыбнулся Гектор. – Вопрос мой ясен? Пятиклассник Серафим Елисеев напугал вас до икоты?

– И он тоже, – мрачно ответил Карпов. – Видели бы вы его тогда…

– А где вы его встретили? Далеко от дома ведьмы?

– Прилично. Километров пять, может, больше, кругом глушь, дорога-то, считай – старая лесная просека.

– По-вашему, именно мальчик убил отца? – вмешалась Катя.

– А то кто же? Я ж кровищу засохшую на нем своими глазами тогда видел. Чья кровь-то, если он сам не раненый? Не сбитый тачкой? Естественно, папаши его – Генки-цыгана. Мы пока в опорном ждали, глядим, еще грузовик остановился. Улита моя пожаловала. Ее до опорного наши кукуевские подбросили. Орет благим матом: в доме ведьмы Генку-цыгана сожгли-зарезали!

Улита, словно по зову Карпова, появилась из курятника с берестяным коробом с яйцами. Гектор вручил Карпову бутылку водки.

– Лучше б деньгами дали, – недовольно изрекла Улита. – Ужрется он.

– Цыц! Дура! – вскинулся Карпов.

– Ужрешься ведь, скотина! А забор мой?

– Я сказал: заглохни, карга! – Карпов злобно повысил голос и сунулся к ней.

– Тихо, тихо, не пререкаться! – Гектор поймал его за куртку, дернул легонько назад. – Вы, уважаемая хозяйка, обнаружили тело убитого. Помните подробности?

– Перцев купите у меня из парника, – повелительно объявила Улита, вручая Кате короб с яйцами и гневно косясь на водку в руках Карпова. – Помидоры спалились, нет помидоров. Огурцы-кубарики желтые. Возьмете их. И яблок тоже ведро. И кабачок.

– Отлично. – Катя шла ей навстречу. – Все нам очень пригодится. Особенно ваши воспоминания о тогдашних событиях.

– Мертвяк мертвяком он лежал во дворе дома мамаши своей, цыганки, – вздохнула Улита, увлекая их к теплице. – Наполовину его сожгли, наверное, дождь помешал, загасил пламя. А в пасти его – коса острием. Укусил он ту косу зубами, когда его, словно упыря, к земле пришпилили. Жуть меня объяла! Я ведь грибы в лесу собирала и почуяла вдруг гарь и смрад могильный. Пошла на запах. Он уж разлагаться начал той стороной, до коей огонь не добрался. Мухи, слепни его облепили. Выходит, прикончили его долгонько до меня. Я к калитке-то на вонь пришла, а калитка настежь, я – во двор. Дверь дома тоже настежь. А он посередь двора. Мне месяца три потом в кошмарах ночами все виделось. Я пулей через лес – и на дорогу. Машинам машу, кричу…