– Мам! Я что, правда похожа на бабушку?!
Мама с портрета тепло улыбалась. Перед зеркалом кусала губы пожилая женщина. Одинокая. Никому не нужная.
И вдруг… Робко, как слабый цыплёнок, что пытается взломать яичную скорлупку, в которую закован, мелькнула мысль. Несколько секунд, и мысль, выросла, приобрела чёткую форму.
Недавно бабульки у подъезда – местная полиция нравов – соседской девочке кости мыли, обсуждали беременность.
Тогда цветы полола, глаз не поднимала, но всё слышала.
– Ой, у Нинки-то из 13-ой квартиры брюхо – видели? Рожать будет! Без мужа, само собой.
– Ходил к ней какой-то патлатый с гитарой, весь в наколках, паук на шее чёрный, мерзость. А теперь давно не видать. А пузо-то растёт!
– Сирота, кто первым погладит, тот и жених. Куда только потом деваются?
– Её мать без мужика растила, в тонкую нитку рвалась, вот и ушла рано.
– Ну да, Нинке только восемнадцать стукнуло, помните, мать с шарами в дверь еле пролезла, вторую створку открывали? А потом гроб выносили, тоже двери распахивали – рядом как-то было, по весне. Теперь девка одна-одинёшенька, Верка-то детдомовская была.
– Ревьмя ревёт девчонка, я видела. А как решит ребенка порешить? Вот как дитю дитё поднимать без бабушки?
Без бабушки?
Без бабушки!
Света рванулась к двери, скидывая тапки.
– Бабушка! Да! Только бы успеть! Вдруг с ребёнком что сделает! Ревёт всё время, сама слышала. Пару раз в гостиную на диван ночевать уходила – плач душу рвёт, стенка-то в спальне общая.
Ноги – в туфли, а рука уже ключ поворачивает.
Стремительно, как в юности, через ступеньку, по лестнице вниз. Что сказать? И главное, как?
В соседний подъезд влетела через минуту, почти не запыхалась. На звонок надавила с такой силой, что кнопка запала, трель продолжала звучать, когда дверь открылась.
– Тёть Свет? Что-то случилось? – растрёпанная девчушка в коротких шортах и длинной оранжевой футболке шагнула назад, пропуская возбуждённую соседку.
– Нина, я… Я это… я – за тобой. Давай, знаешь… давай жить вместе. У меня вон тоже… мамы нет…
Глаза девочки расширились, руки с обкусанными ногтями непроизвольно прикрыли уже чуть видный животик. Под шортами – ноги в расчёсах от комариных укусов, вокруг шейки – тоненькая, как запятая, косица…
Света робко притянула Нину за плечи, та поддалась. Руки потянулись к голове, стали гладить по волосам.
– Да знаю я, слышала… про беременность. И его – вырастим! Или её! Вместе справимся. Разреши мне быть бабушкой! Разрешишь?
Под руку попала косичка, заплетённая зеленой атласной ленточкой. Света дёрнула за кончик, распустила косу, распушила.
– И меня так мама после ванны заплетала, чтоб волосы были волнистые…
Нина всхлипнула в последний раз, вытерла мокрое лицо краем футболки и несмело взглянула в глаза той, рядом с которой не страшно.
***
В квартире Светланы полным ходом шла подготовка в Нининому переселению.
Однажды вечером она разбирала шкаф в маминой комнате. Достала ровной стопочкой сложенное постельное бельё и понесла его к кровати, чтоб разобрать на нужное и ненужное. И вдруг на пол спикировал тонкий голубой конвертик.
Пока он падал, глаз успел выхватить написанное особенным, печатным «библиографическим» маминым почерком слово. «Светочке». Привет от мамы? Почти полгода прошло.
Света кинула стопку пододеяльников на кровать и присела над конвертом. Сердце бухало в горле.
Двумя пальчиками взяла невесомый конверт и, стараясь не шаркать тапками, пошла на кухню. Туда, где на холодильнике стоял мамин портрет. Тяжело опустилась на стул и отвернула незаклеенный голубой язычок.
