С минуту посидела без движения, опершись лбом на руку. Старый компьютер гудел как пчёлы в улье. Хватит! Заканчивать отчёт не было ни желания, ни возможности – мозг отказывался перерабатывать информацию. Никто и не просил брать работу на дом, сама виновата.
«Выйду-ка на воздух,» – Вера поднялась, боясь передумать, потому что знала себя: ещё минута, и лень будет праздновать победу над желанием пройтись перед сном.
На этот раз получилось, и уже через несколько минут она была во дворе. Время белых ночей, когда и темноты-то нет, так – одни сумерки.
Нарочито медленно, глазея по сторонам, шла она по знакомой с детства улице Ленина. Когда-то давно она называлась Вокзальной. Если идти долго-долго прямо, можно попасть на железнодорожный вокзал. Оттуда выпускница школы №1 уехала покорять город на Неве.
Давно это было. Уехала, как тогда думалось – навсегда. А вот поди ж ты, пришлось вернуться.
В городок детства Вера переехала недавно – тут проще было, как говорила лучшая подруга, «зализывать раны». Позади – шумный развод с мужем и скоропалительная продажа уютной питерской квартиры.
Ну не могла Вера там оставаться. Из каждого угла пахло предательством.
Говорят, беда не приходит одна.
Вскоре после разрыва с мужем не стало мамы.
И Вера вернулась в родной городок, в мамину квартирку, где прошло детство. Сразу нашла работу. Тут же все знакомые! Одноклассница оказалась главбухом в ЖКХ, она и предложила ей, экономисту, поработать бухгалтером по квартплате. И пусть на время декретного, но Вера и рада – иначе можно сойти с ума, если ничего не делать.
Дочь далеко – вышла замуж и уехала с мужем не куда-то там, а за границу, в Норвегию. Одна радость – видеосвязь по вечерам.
Любой дом на улице, по которой ходила в школу, был ей знаком. В каждом жили люди, чьи истории оживали в памяти.
Вот когда-то крашеный коричневой краской, а сейчас – облезлый серый домишко с перекошенными оконцами. Неужели тут ещё живут люди? Сквозь немытые стёкла виден серый тюль.
Когда-то в этом доме жила старуха Серпиха – так её звали, а вообще-то фамилия у неё была Серпова. Старушка в любое время года сидела возле входа на покосившейся табуретке, одетая, как капуста: семь грязных и ветхих одёжек, и все без застёжек.
Рядом с хозяйкой, прицепленная на замызганную шлейку, лежала в пыли когда-то белая болонка, вся в колтунах, годами не чёсанных. Такая же старая и такая же грязная. Вера даже имя собаки вспомнила. «Дезя!» – покрикивала на подругу бабка, натягивая поводок. Серпиха с Дезей были неразлучны. Рассказывали, что у бабки были дети, но они выросли и разъехались, мать не навещали.
В сердце кольнуло. Мама… Мамочка… Как редко я приезжала! Раз в году, на несколько дней отпуска, и – скорее назад, в Питер. Как же – Влад без меня не может…
Наивная! Может, да ещё как! И давно, наверное, мог… Отгоняя мысли о муже – предателе, Вера шла по улице, всматриваясь в окна домов.
А вот в этой кирпичной двухэтажке на втором этаже жила Настя. Не разлей вода подруга с первого класса и свидетельница первой, пронзительной и сладкой, любви. Ромео. Так называли его между собой после кино «Ромео и Джульетта», куда детей до 16 не пускали. Но их с Настей провела после того, как погас свет, её соседка, уборщица из кинотеатра.
Вера остановилась, нашла глазами окно подружкиной комнаты. Безликие пластиковые рамы ничего общего не имели с тем окном, с широкого деревянного подоконника которого они свешивались, далеко сплёвывая косточки от вишни.
