– Эх, Боря. Жаль, жаль молодого человека. Я ведь с ним и познакомился-то буквально за пару месяцев до… до этой его э-э… неприятности.
– Изящно формулируете. Действительно, приятного мало.
– Ну да. Мне, видите ли, частенько приходится иметь дела со смертью, поэтому стараюсь пореже называть ее по имени. Знаете, это как у попов с ксендзами: не поминай всуе – ни Бога, ни м-м… Сатану.
– Можно согласиться. Как говорят: «Мы, тьфу-тьфу-тьфу, не суеверные и, прости Господи, неверующие, но…»
– Именно. Скажите, Света, а почему это дело вас заинтересовало именно сейчас? Ведь прошло уже почти полгода?
– Почему? Долго рассказывать, но в двух словах так: мне пришлось поработать за его родных. Мама…
– Да-да, бедная женщина. Всего-то шестьдесят – рановато, рановато.
– А отец – просто слег, вы же видели его на похоронах. Он до сих пор выходит из дому раз в неделю, и то с помощью волонтеров. На лечение пошло все – и их сбережения, и деньги за Борькину комнату… Сколько протянет, неизвестно, но нормально передвигаться не сможет никогда.
– Увы, так бывает – он слишком много для них значил. Вы ведь тоже э-э… словесник, как и Борис? Ее… ситуация, как мне кажется, наглядно отображает смысл понятия «свет в окошке», согласны? Сына не стало – и свет для матери погас. А жить без света способен не каждый.
– Именно. Так вот, я забирала Борьку, то есть его тело из морга там, в аэропорту. И среди карманных вещей не оказалось блокнота. Записной книжки.
– Ну и что? Я вообще никогда не пользуюсь всякими такими штуковинами… – Путрошкин, опередив ее реплику, хлопнул себя по лбу, – А, дошло – сравнил, старый пень, гм… это самое с пальцем. Он же журналист, его блокнот и мой… разумеется.
– Ну хорошо, он мог потеряться, бывает – упал, закатился, при уборке самолета выкинули и так далее. Тем более этот «Боинг» был не наш, американский. Меня больше задело другое.
– Ничего, если я еще одну?
– Курите-курите, на здоровье… Прошу прощения, глупо получилось!
– Здоровье, здоровье… Кто знает, чем мы ему вредим по-настоящему? Говорите, Света, мне правда очень интересно. Вы прямо э-э… мисс Марпл.
– От Борьки заразилась. Так вот, самое главное. Когда мне удалось раздобыть его ноутбук…
– Раздобыть?
– Вы не представляете, насколько трудно получить забытый кем-то в самолете багаж – заинструктировано у них все до невозможности! Нет, когда сама Маша-растеряша жива-здорова, она приходит со своим паспортом, и никаких проблем. Получи, распишись, и свободен. А если пассажир умер… Мне пришлось ездить туда трижды, поднять на ноги сто нотариусов и двести чиновников самого разного пошиба. Они там до чего додумались – вещь, мол, дорогая, и это, стало быть, тоже наследство! Ах, у вас доверенность от отца, тогда, естественно… а она правильно оформлена, заверена? Отец, разумеется, имеет право, но… ждите, блин, полгода! Хорошо, и среди юристов попадаются психически нормальные. Получила.
– Там нашлось что-то интересное? Пролился, так сказать, свет?
– В том-то и дело, дорогой Евгений Борисович! Никакого света там не увидела ни я, ни мои телевизионные компьютерщики, ни самый продвинутый из знакомых хакеров – Гоша, Борькин одноклассник. Вы его, кстати, встречали на похоронах, это он там речь задвинул, про пойманную львицу.
– А в чем закавыка с той м-м… зверюгой?
– Знаете, это к делу, в общем, не относится. Просто выяснилось – ноутбук стерильно чист! Там нет ничего. Ни-че-го.
