Настоящее искусство больше Вселенной, отражая ее в бесчисленных преломлениях в бесконечном лабиринте зеркал. Гении живут в веках, ибо время не властно над тем, что, как говорил Женевский, «написано кровью».
В творчестве Влад достиг выдающихся высот. Унаследовав лучшее у классиков, сумел освежить, обновить и улучшить то, что брал у них, так что даже в тех историях, которые на первый взгляд кажутся лишь безупречной стилизацией под литературу прошлых веков («Никогда», «Зевака», «Запах»), читатель может увидеть самобытный стиль и личное авторское «Я» (или его же «Ид») самого Женевского. И не только увидеть, но – вот оно, высочайшее писательское мастерство, виртуозность истинного гения! – осязать, ощутить аромат, почувствовать. Уровень Сартра. Камю. Кафки. Если бы те взялись писать готические романы о «космическом» ужасе, находя удивительное в отвратительном, прекрасное и чудесное в странном и жутком.
Он парил на крыльях таланта так высоко, что не всякий даже более опытный коллега-писатель мог оценить всю красу и мощь этого ошеломляющего полета. Подобно своим литературным учителям и предшественникам – Блэйку, По, Лавкрафту и другим, он летал в таких сферах, исследовал пытливым взором мрачное сияние таких звезд, свет которых еще десятилетиями будет ниспадать на нашу грешную землю.
И при этом оставался вполне земным человеком. Гуманистом, просветителем, интеллигентом в лучшем смысле. Человеком, который ушел рано, чтобы остаться здесь навсегда.
Когда меня попросили рассказать о Владе, я почувствовал себя обманщиком. Почему я? Ведь мы не слишком много общались. И, подумав, понял – просто общения с Владом всегда казалось мало. Он был умным, эрудированным, интересным. Любой находил с ним точки соприкосновения. Он жил далеко, у себя в Башкортостане – подписывая открытки, я всегда переживал, что полный адрес не влезет, – а был, казалось, рядом.
Мы обычно пересекались во время его путешествий, на нейтральной территории, когда он бывал проездом в Москве или Санкт-Петербурге. И только в последнюю нашу встречу я на пару дней «заскочил» к нему в гости, проехав тысячу триста километров. Такой визит оказался из рядя вон выходящим событием – никто до Уфы не добирался. А стоит отметить, что Влад был дружелюбным человеком, который благодаря Интернету поддерживал общение с людьми со всего света. И вот, когда мы (я и Илья Пивоваров) появились на пороге, его мама, Флюза, даже опешила: «Влад постоянно рассказывал, что общается в Интернете с друзьями. Но я же никогда никого не видела. Уже думала, что друзья – воображаемые». То, как они постоянно друг друга подкалывали, – отдельный штрих к портрету Влада.
На следующий же день Влад приготовил гостям роскошный подарок – мы загрузились в машину и отправились в горы. Нас ждали два дня на турбазе, езда на лошадях и восхождение на Ялангса – гору невысокую, но словно дразнящую: с нее можно любоваться раскинувшимися до самого горизонта красотами Башкирии.
Когда вы прочитаете рассказы Влада, то поймете, насколько важным было для него ощущать красоту, эстетику мира. И поймете, как ему повезло с местом рождения. Мы ехали местами, вдохновившими рассказ «Мед», и в салоне до одурения пахло башкирским разнотравьем. Запах пряный, теплый и тягучий. Путешествие сразу в двух измерениях: географическом и творческом. Фантастика!
Погода здесь переменчивая. Утро в день нашего восхождения было ясным, но после обеда мы вымокли до нитки. Лошади ступали по слякоти, смачно чавкая копытами. Проводники приказали спешиться и вести лошадей под уздцы. Непривычно было видеть, как живое существо, которое в несколько раз больше тебя размером, идет с опаской, побаиваясь, а ты, такой маленький, успокаиваешь и подбадриваешь конягу.
