– Я не хочу сегодня идти в садик, – заявил Адриан, и лицо его приняло такое выражение, которое со всей очевидностью говорило: «и попробуй только меня заставить, посмотрим, что у тебя получится».
– Ты все равно должен идти в садик, Адриан, – сказала Эмма, вновь уперев руки в боки.
Эрика прервала готовую разгореться ссору и, пытаясь по возможности отчистить восьмимесячную дочку, сказала:
– Эмма, иди надевай верхнюю одежду. Адриан, сегодня на такую дискуссию у меня нет сил. Ты пойдешь в садик вместе с Эммой, и обсуждению этот вопрос не подлежит.
Мальчик открыл рот, чтобы запротестовать, но что-то в лице тети подсказало ему, что именно в это утро лучше подчиниться, и он с несвойственной ему покорностью двинулся в прихожую.
– Давай-ка обувайся. – Эрика поставила перед Адрианом кроссовки, но тот решительно замотал головой.
– Я не умею, помоги мне.
– Конечно, умеешь, ведь в садике ты обуваешься сам.
– Нет, не умею. Я маленький, – добавил он для верности.
Эрика вздохнула, опустила Майю на пол, и та поползла прочь еще прежде, чем ее руки и колени коснулись пола. Она начала ползать очень рано и теперь достигла в этом отношении вершин мастерства.
– Майя, малышка, остановись, – попросила Эрика, пытаясь натянуть на Адриана кроссовки.
Девочка, однако, предпочла проигнорировать упорные мольбы и радостно пустилась на поиски неизведанных мест. Эрика почувствовала, как на спине и под мышками выступил пот.
– Я могу принести Майю, – услужливо предложила Эмма и, не дождавшись ответа, восприняла это как поощрение.
Вернулась она, слегка пыхтя и неся малышку, которая извивалась у нее в руках, подобно строптивому котенку. Эрика увидела, что лицо дочки стало приобретать красноватый оттенок, обычно сигнализирующий о том, что она намеревается разразиться страшным воплем, и поспешила взять ее. Потом выгнала детей на улицу, к машине. Черт, как она ненавидит эти утренние сборы!
– Быстро в машину, у нас мало времени. Мы опять опоздаем, а вы знаете, что фрёкен Эва этого не любит.
– Не любит, – подтвердила Эмма, озабоченно покачав головой.
– Да, действительно не любит, – сказала Эрика, пристегивая Майю ремнями к детскому сиденью.
– Я хочу сидеть впереди, – заявил Адриан, сердито скрестив руки на груди и приготовившись к битве. Но тут терпению Эрики пришел конец.
– Садись на свой стульчик! – прорычала она и испытала некоторое удовлетворение, увидев, как малыш буквально вспорхнул на положенное место.
Эмма уселась на откинутую посередине заднего сиденья спинку и сама пристегнула ремень. Эрика принялась чуть резкими движениями пристегивать Адриана, но приостановилась, вдруг почувствовав, что ее щеки коснулась детская ручка.
– Я лю-ю-юблю тебя, Ика, – сказал Адриан, изо всех сил стараясь принять такой ласковый вид, как умел только он один. Это была явная попытка подлизнуться, но она каждый раз срабатывала.
Эрика почувствовала, что у нее разрывается сердце, наклонилась и крепко поцеловала мальчика.
Перед тем как тронуться с места, она бросила беспокойный взгляд на окно спальни Анны. Штора была по-прежнему опущена.
* * *
Йонна прислонилась лбом к прохладному окну автобуса и стала смотреть на мелькавший за ним пейзаж. Ее переполняло безразличие – как всегда. Она оттянула рукава свитера так, что они полностью скрыли кончики пальцев: с годами это стало навязчивой привычкой. Что она вообще тут делает? Как она во все это влипла? Почему за ее повседневной жизнью наблюдают с таким восхищением? Понять это Йонна не могла. Издерганная, чудаковатая, одинокая, дура-резальщица. Впрочем, возможно, именно поэтому за то, чтобы она оставалась в «Доме», и голосуют неделю за неделей. Ведь таких девчонок, как она, полным-полно по всей стране. Девчонок, с жадностью узнающих себя в ней, когда она постоянно вступает в противоборство с остальными участницами или сидит, рыдая, в ванной и кромсает себе руки бритвой; она излучает такое бессилие и отчаяние, что остальные обитатели «Дома» шарахаются от нее как от бешеной. Возможно, поэтому.
