Поляков пожал плечами.
– Да вот мне добрый. Отбили-то деревеньку у фашистов.
Старик снова покивал седой головой. Прошамкал беззубым ртом:
– Деревеньку отбили. Теперича всю Рассею отбивать надо. – Снова взглянул на него, как будто прожег неожиданно молодым взглядом. – Можа осилишь?
Вздохнул Поляков.
– Не боись, дед. Осилим, дай срок.
Старик покачал головой.
– Ну-ну. Осиливай. Хранцуза, было дело, аж в Москву запустили… А потом осилили. – Помолчал. – И вы тожа?
Повернулся, пошел в дом.
Димка прихватил его за плечо.
– А ты, дедушка, сомневаешься?
Тот обернулся, покачал головой.
– Не… Однако дожить бы… Во задача.
– Доживешь, дедушка, доживешь. Мы с тобой по этому поводу еще беленькой тяпнем! Не сомневайся.
Дед снова покивал:
– Ну-ну… ну-ну.
Поляков спросил его:
– А где ж народ? Деревня будто вымерла. Поубегали все, что ли?
Дед отрицательно покачал головой.
– Не. У нас народу испокон мало было. Небогатая деревенька. Однако до войны жили не тужили. А щас.. Молодые все в армии. Женки да дети здесь. Попрятались тока. Тут же громыхает все время. По погребам сидят. Куда бежать? – Вздохнул. – Вы уж, ребяты, супостату нас не сдавайте. Непривычные мы к ним.
Поляков улыбнулся:
– Не сдадим, дедушка. Не сдадим. Мы к ним тоже непривычные.
Повернулся, чтобы уйти, спохватился:
– Да, дедушка, забыл спросить. Деревня-то ваша как называется?
– Малеево.
Дима заспешил к своим. Только он зашел во двор и поднялся на крыльцо, как откуда-то появился запыхавшийся майор в сопровождении нескольких бойцов. Он двинулся прямо к Полякову. Прищурившись, взглянул на него, спросил:
– Кто такой? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Где командир? Где Денисюк, спрашиваю!
Дмитрий пожал плечами, устало сказал:
– Не знаю я. Не видел я Денисюка.
Подошел пожилой боец с четырьмя треугольничками в петлицах. Обратился к майору:
– Товарищ майор, я старшина роты Стариков.
Майор махнул рукой.
– Знаю я тебя, Стариков. Что скажешь? Где командование?
Стариков вздохнул.
– Нету у нас командования. Все погибли. Денисюк последний, – кивнул в сторону тыла. – Там, в нашей траншее убитый лежит. Так что, почитай, мы теперича сами по себе. Разве что, – указал глазами на Полякова, – вот он скомандовать может.
На последние слова Старикова майор не обратил внимания. Тяжело вздохнул. Исподлобья взглянул на старшину. Бросил:
– Пойдем в дом.
Там тяжело опустился на приставленный к столу стул, снял фуражку, снова вздохнул. Спросил:
– Сам видел, как Денисюка убило?
Стариков покачал головой.
– Не, как убило, не видел. Видел его только на дне траншеи с простреленной насквозь головой.
– Он мертвый уже был?
– Мертвее не бывает.
Майор потер виски, покачал головой.
– Эх, Митя, Митя… – Поднял глаза. – Мы с ним, почитай, от самой границы отступали. Все кручинился: далеко, мол, от Берлина уходим, обратно долгий путь будет. Не судьба… Обратно без него идти придется. Тяжко одному-то без друга… А, старшина?
Старшина пожал плечами.
– Пошто ж одному? Мы подмогнем. Вместях-то оно сподручней.
Майор встал, прошелся по комнате. Сказал другим, строгим тоном:
– Ладно. Как здесь оказались? Ты, что ли, командовал?
Стариков покачал головой.
– Не… Тут пошустрей хлопец оказался. Он и танк первый подбил. И в атаку роту поднял. Видать, крепкий парень.
Майор спросил:
– Кто таков? Ты так говоришь, будто не знаешь его. Не наш, что ли?
– Дак в том-то и дело, что не наш. Энкавэдэшник, судя по форме. Но привел его Денисюк. Откуда – не знаю, теперича не спросишь. Разве у самого спросить. А я и имя его узнать не успел. Да он тут, у хаты со мной стоял. Позвать?
