Два-три дня – и ее найдут, когда начнут спускать лодки на воду. Но больше и не надо. Отпечатки он все вытер, а распиливать трупы и прятать их по мусорным контейнерам, как это обычно показывают в фильмах, делать не собирался. За два дня его попробуй найди, да доказать еще надо, если привяжешь к нему эту машину каким-то образом.
Семь минут спустя он уже выходил из ворот станции, предварительно вытерев везде, где мог оставить отпечатки пальцев.
Надо было торопиться. Дома лежали документы и деньги. А потом… потом – сразу уехать и где-нибудь «загаситься». И хорошо подумать, прежде чем сделать следующий шаг.
«Тук-тук… Тук-тук-тук…» – постукивал молоточек.
– Вот зараза! Чуть съехала вбок одна буковка…
«Тук-тук-тук…»
– Вот теперь порядок.
Мужчина лет пятидесяти с аристократическими чертами лица внимательно смотрел через увеличительное стекло на какой-то предмет, лежащий на краю стола.
– Что-то не так, Боренька? – донеслось из зала, и затем появилась хозяйка прекрасного голоса, с не менее прекрасным лицом, лет тридцати пяти, ухоженная и с манерой хорошо держать осанку. Пальцы ее были неестественно растопырены, а на голове по-турецки завязано большое махровое полотенце.
– Да вот, чуть съехала последняя буква, – ответил Боренька и, подняв в руке, перевернул вверх дном большой и красивый старинный канделябр.
На холодном квадрате благородного металла красовалась надпись: «Графине Заварской, по случаю юбилея». И дата – «1887 г.».
– А ну, Наташ, подержи вот здесь, пожалуйста, – попросил Борис, меняя линзу в окулярах, которые обычно используют ювелиры для работы.
– Да ну, ты что?! У меня ведь ногти накрашены.
Борис поставил подсвечник на стол, снял очки и, притянув к себе жену за талию, посмотрел в ее красивые глаза и сказал:
– Ногти, мамочка, надо в салонах красить, а не дома.
– А что же я тогда буду дома делать, папочка? – ласково спросила Наташа, почти мурлыкая.
Они поцеловались, и Борис сказал:
– А я тебе сейчас объясню, – и, не снимая с себя маленький фартук, немедленно увлек ее за собой в спальню.
– Ногти, Боря, я час с ними…
– Перекрасишь, – перебил он ее и закрыл за собой дверь.
Район улицы Вольной ничем таким особым не отличался от других улиц и районов. А в плане криминала и вовсе был «середнячком». Пара баров, пара дискотек, даже пара гостиниц с ресторанами, в которых отдыхали и бизнесмены, и бандюганы. Были и путаны, и наркота, но вот убийств там уже давно не было. Тем более двойных и таких, как это, – дерзких и громких.
А. Б. сидел в своем мрачном и прокуренном оперском кабинете, положив одну ногу на стул и облокотившись о стенку за столом. В руке его дымилась сигарета, а взгляд был прикован к обшарпанному порогу, как к сцене театра. Его освещал случайный луч солнца, заглянувший в окно именно в тот момент, когда небольшой черный жук пытался преодолеть ложбину, проделанную тысячами ног, входящих и выходящих из этого кабинета.
Александр Борисович курил и размышлял, глядя на незадачливое насекомое, о том, кто живет на его участке из знакомых ему криминальных элементов, который может быть причастен к этому делу. В том, что живет, и в том, что причастен, А. Б. не сомневался. Не сомневался он и в том, что рано или поздно его найдет. Только хотелось ему найти этого человека первым и первым воспользоваться информацией, которая, как ключ, откроет замок в двери ясности для раскрытия дела.
