– Но почему вы… – Кай не договорил. Его и так одолевал ужас от мысли, что могло бы произойти, так и не узнай он об этом. И в голове никак не укладывалось, как Эл мог допустить его незнание, как мог так рисковать. В памяти всплыл их первый разговор, когда старик только увидел его, и осознание ситуации запылало в нём ярким пламенем, которое злым блеском отразилось в глазах. – Вы боялись, что я воспользуюсь этим! Что, будучи не в силах убить их голыми руками, я попытаюсь избавиться от них таким способом? Знаете, а ведь отличная идея! Пожалуй, именно так я и сделаю, мне надоело тащить на себе такую обузу.
– И ты действительно сможешь обречь малышей на столь болезненную смерть? Будешь спокоен, зная, что они медленно умирают от боли, природу которой ещё даже не способны понять?..
Эл говорил тихо, почти шёпотом, но Кай отчётливо слышал каждое слово. Он вновь замер, прислушиваясь к стискивающему душу чувству жалости и боли, что испытывал, представляя подобное. Нет, не сможет… Он понимал это ещё когда угрожал, но теперь совесть и жалость душили вдвойне сильнее. Кай застонал в отчаянии, подошёл к столу и буквально упал на стул, роняя голову на столешницу.
– Прекратите давить на мою совесть! Почему вы не сказали мне обо всем раньше?
– Потому что ты должен руководствоваться иными чувствами, нежели жалостью и моралью! Я наблюдаю за тобой каждый день и прекрасно вижу, как ты относишься к ним. И за всё это время ты так и не осознал главное: они не домашние зверьки и не дети, отданные тебе на воспитание, они твоя семья, идиот!
Эл разошёлся не на шутку и уже не мог сохранить обычно спокойный и сдержанный образ. Голос его так и дрожал от ярости, трость, что он держал в руке, тихо стучала по дереву, выдавая дрожь рук, а губы, и без того скрытые бородой, сейчас сжались в едва заметную линию. Глаза горели почти что злобой, и маг боялся даже опустить взгляд, не то что возражать ему.
– То, что они пока не умеют говорить, не делает их животными, – продолжал Эл. – Ты сам не заметишь, как скоро они начнут понимать гораздо больше, чем ты можешь себе представить! Сколь много разума заложено в их маленьких головках! Ни один человек не может похвастаться таким потенциалом, как они. И обращаясь с ними как со зверьём, ты принижаешь не только их, но и меня! Но это ещё не всё, в те редкие моменты, когда ты вспоминаешь, что рано или поздно они таки будут равными тебе – что тоже чушь собачья, ты никогда не будешь равен им, – ты воспринимаешь их как собственных детей. Запомни раз и навсегда, они никогда не будут видеть в тебе отца. Их чувства иные, они видят в тебе близкого друга, брата, но ни в коем случае не отца. Я надеялся, что ты сам поймёшь это, но, похоже, ты слишком туп!
– Но это немыслимо… – Кай почти скулил, пытаясь хоть немного оправдаться и, главное, высказать мысль, которая мучила его весь разговор: – Я не могу поговорить с ними, не могу сблизиться с ними, я даже увижу их человеческий облик только через двадцать лет, и вы думаете, я смогу полюбить их!? Более того, вы хотите, чтобы я поставил крест на своей личной жизни! Вы сами хоть представляете, что это такое – воздерживаться от близости всю жизнь?!
– Ты хотел получить бессмертие, парень, ты его получил. Теперь будь добр платить по счетам, – тихо, но чётко выговаривая каждое слово, произнёс Эл, всё так же прожигая взглядом Кая.
