– Я люблю Шекспира… – пытался оправдаться я.
– Ну вот, уже что-то. Как мне сесть?
Я окинул взглядом комнату и свою модель. Затем передвинул диван и поставил его напротив окна. Меня радовало, что я узнаю о Рене какие-то мелочи. Любовь к книгам – она не могла ее скрыть, да и не хотела, значит, есть вещи, которые не заперты под семью замками в ее сердце.
– Ну вот. Приляг.
Она, не раздумывая, приняла позу. Полулежа, откинув голову и изящно подперев ее рукой, она напоминала Венеру кисти Симона Вуэ. Рене рассмеялась, и я не мог сдержать смеха.
– Посерьезнее, госпожа модель.
– Твой вид меня рассмешил, прости. Хмурое выражение лица тебе совсем не идет. Но есть в этом что-то возвышенное. Ты словно пытаешься рассмотреть во мне то, чего не видит простой обыватель.
– Веришь в теорию филистеров?
– А кто в нее не верит?
Я примерялся и пытался понять, с чего начать.
– Ты же хотела, чтобы я раскрыл те грани, о существовании которых ты не подозреваешь.
– Задача не из легких. Уверен, что справишься?
– Не болтай. Я думаю.
Снова взрыв хохота.
– Мадам Шеридан!
– Мадмуазель, – с французским акцентом поправила она меня.
– Я слышал, что ты в разводе. Почему оставила фамилию мужа?
Улыбка в мгновение ока стерлась с ее лица.
– Просто она мне идет.
– Ясно. Не вертись.
Она послушно застыла. Белая блузка с легким жабо повторяла все движения Рене. Мне хотелось уловить эти мимолетные колебания ткани, которые всегда меня волновали – они словно были частью самой Рене, ее продолжением. Так гармонично одежда выглядит только на женщинах, которые носят ее с полным осознанием собственного достоинства и своей неоспоримой привлекательности.
– Я хочу, чтобы ты написал меня в шелковой комбинации и с песцовой накидкой.
– Как скажешь. Сегодня я просто набросаю первый эскиз. Работа предстоит долгая. Выдержишь?
– Я и не то выдерживала.
– Неужели?
– Приходилось.
Я не хотел доставать ее вопросами: это сродни ходьбе по тонкому льду. А она только протянула мне белый флаг, незачем было рисковать нашей восстановленной дружбой.
– Я слышал, ты ушла из «Глории». – Хитро перевел я тему.
– Это пройденный этап, – просто ответила она.
– Ты долго там работала?
– Не больше года. Но я устала. У меня бывает такое апатичное настроение. Душа требует обновления и беспощадно к нему устремляется. Ничего не могу поделать, – она повела плечами и снова застыла в позе, глубоко вздохнув.
– Чем же ты сейчас занимаешься?
– Позирую подающему надежды художнику.
Я усмехнулся.
– Интересно, кому подающие…
– Не прибедняйся, я видела твою картину в гостиной знакомой. Ты действительно станешь востребованным.
Я чуть было не опрокинул мольберт и себя вместе с ним.
– Что?! Какую картину? У кого?
– Тише, тише, я все скажу, не размахивай тушью. Твой арт-дилер заплатит тебе неплохую сумму в ближайшее время, ручаюсь. Картина называется «Туманное утро» кисти Питера Брауна. Знаешь такую? – она игриво вздернула брови.
Я рухнул на табурет, задетый нахлынувшей волной радости.
– Неужели он ее продал?
– Да еще кому! Жди приличный процент. Ну вот, испортила весь сюрприз.
– Рене! Да ты предвестник успеха!
– Не гони телегу впереди коней, одна картина – еще не успех. Но это новое достижение. Ты молодец. И твой арт-дилер тоже неплохо делает свое дело, смею заметить.
– Да, мистер Родерик своего не упустит. Удивлен, что он сделал ставку на мои полотна.
– Не обесценивай свой труд.
Я с минуту смотрел на Рене, пытаясь в полной мере понять происходящее.
