Записки экспедитора Тайной канцелярии - страница 32



– Вставайте, ваша милость! – кто-то тронул Ивана за плечо.

Иван открыл глаза и увидел перед собой Туманова и Егорку, который протягивал ему свежее белье и новый костюм.

Туманов повторил приказ:

– Вставай!

Егорка заботливо протянул рубаху:

– Одевайтесь, ваша милость, одевайтесь.

Тут только Иван понял, что Фалинелли явился ему во сне, а впереди ждет его разгадка странных событий последних дней. Самойлов стянул старую рубаху, словно старую кожу. Сам он не хотел, но обстоятельства так сложились, что вся жизнь его теперь начинается с чистого листа. А уж что написано будет на этом листе – то одному богу ведомо, да разве еще Андрею Ивановичу Ушакову, взявшему его в такой оборот.

Дом, где жил итальянец, обложили со всех сторон. Туманов, командовавший операцией, отдал солдатам приказ:

– Смотреть, чтобы мышь не проскользнула, не то голову оторву!


Солдаты растворились в темноте. Ушаков вышел из кареты, огляделся и обернулся к Самойлову:

– Ну что, дружок, пойдем навестим покои твоего итальянца. Туманов, дай ему пистоль и шпагу, а то в этом деле безоружному быть никак не пристало.

Спальня Фалинелли, в которой тот и был зарезан, находилась во втором этаже особняка и занимала просторную комнату с изящным балкончиком, глядевшим в сад. Посередь стояла большая кровать, другую обстановку различить было трудно, потому как освещалась теперь спальня только парой свечей да светом огня в камине.

– Камин слуги разожгли? – глядя на пламя, осведомился Ушаков.

Иван посмотрел ему в глаза и увидел, каким азартом горели они сейчас.

– Так точно, – подтвердил Туманов.

– Слуг не выпускать! Свечи потушить. Сидеть тихо. Догорит.

Распорядившись так, Ушаков глянул на огонь и подошел к окну – не близится ли мышь к мышеловке?

– Вот что я скажу тебе, Самойлов. Не думай, что тот, кто тебе днем улыбается, ночью не мечтает выпустить тебе кишки. У царского трона всегда идет грызня. Я многое повидал.

– И царевича Алексея видели? – не сдержал Иван любопытства, распаленного еще в детстве рассказами отца.

– Видел, – просто ответил Андрей Иванович, – подлец был, хоть и помер до казни. Против родного батюшки заговор чинил. У царского трона всегда неспокойно.

Он сел в кресло в углу так, что мрак спальни совсем скрыл его. Туманов и солдаты тоже укрылись в темноте. Самойлов на минутку задержался возле кровати – представилось ему, как лежит на ней убитый, раскинув руки, истекая кровью, как ужасно бледен его лик в лунном свете. Легкий скрип половицы за дверью вернул Ивана к действительности.

– Ага, пожаловал, – прошептал Ушаков, и Самойлов понял – не поздоровится тому, кто попадет в лапы этого зверя.

Ушаков действительно напоминал Самойлову скорее зверя, чем охотника: те были умелы, иногда отважны, когда шли на кабана или медведя. А Ушаков обладал природной силой, нюхом и выдержкой хищника, сутками выслеживающего добычу. Не трофей добывал он, идя по следу преступника, а жил этим, потому как охота за царевыми завистниками была для него именно смыслом жизни. Может, потому так и везло ему, что дело свое Андрей Иванович любил и знал превосходно.

Вот и сейчас он замер в ожидании. Меж тем дверь медленно отворилась, и в комнату проскользнула темная фигура, в коей потрясенный Иван узнал Вожжова. Драгун направился к камину, взял подсвечник и зажег свечи. Спальня осветилась, и Василий, к ужасу своему, обнаружил, что он здесь совсем не один. Андрей Иванович даже захлопал в ладоши – сцена разыгралась точно так, как он и рассчитывал.