– Что за народ? – сокрушался я. – Лишь бы обгадить.
Но в этот момент я услышал, как корпулентная жилищница призналась:
– Это место реально расчищают под застройку.
Вот тебе, бабушка, и день газонокосильщика. Народ не проведешь. Он с самого начала подвох чувствовал.
В Купчино народ вообще очень чувствительный по части обоняния. Купчинские парфюмеры даже выпустили духи. «Воздух Купчино» называются.
Я эти духи не нюхал, но так возбудился, что сочинил стихотворение. Первое и последнее четверостишия взяты из стишка Джанни Родари «Чем пахнут ремесла». Представляю:
У каждого дела
Запах особый:
В булочной пахнет
Тестом и сдобой.
С хоккейной коробки
Несет анашой.
Дед на скамеечке
Пахнет паршой.
У детского сада –
Собачье говно.
Ранней весною
Пахнет оно.
Так проберет –
Аж до самой печенки.
Там львиная доля –
Моей собачонки!
Торговец в палатке
Пахнет бахчой.
Сосед обоссался
И пахнет мочой.
Пахнет в бассейне
Удушливым хлором.
Педики пахнут
Кристианом Диором.
От проститутки
Пахнет загаром.
От работяги –
Пивным перегаром.
Пахнет блевотой
Алкаш завалящий.
Пахнет чиновник
Купюрой хрустящей.
Сколько ни душится
Лодырь богатый,
Очень неважно
Он пахнет, ребята!
Тем временем я дошел до места встречи. Вот он – угол Славы и Бухарестской. Конечно же, никого нет.
Удивительное дело. Когда я был маленьким, опаздывать было не принято. Максимум опаздывали в школу на утреннюю зарядку, которая начиналась без пятнадцати девять. То есть она, конечно, ни в какие без пятнадцати девять не начиналась, потому что ее никто никогда не проводил. Иногда на полдевятого назначалась политинформация, но ее тоже никто никогда не проводил. Потому что политинформатором в классе был я.
А когда я подрос, мы стали дежурить. Я любил дежурить у входа в школу. Без пятнадцати девять раздавался первый звонок, после чего мы отбирали у входивших малолеток дневники и писали замечания за опоздания.
Но я не писал замечания. В первый и последний раз в жизни я придумал выгодную коммерческую аферу. Я и позже придумывал выгодные аферы, но неизменно прогорал. А в школе – выгорело.
Малолетки имели право откупиться от замечания в дневник. По умеренному тарифу в 10 копеек. На 10 копеек можно было купить в буфете ватрушку с повидлом и три репки. Или две маленькие булочки безо всего и две репки. Или десять репок, но десять репок покупали только беспримесные олигофрены.
Опоздавшие охотно платили. Пока один из них – наверное, сознательный – не настучал на меня. К счастью, времена стояли перестроечные – хозрасчет, ускорение, самофинансирование, так что меня поругали, но без особых оргвыводов. По-моему, классная руководительница в глубине души даже гордилась, что ее ученик активно включился в перестройку и освоил новое мышление (с ударением на первом слоге).
После школы мы расходились по домам, чтобы пообедать. Договаривались:
– Встретимся у третьей парадной.
И встречались. И все приходили в одно и то же время. Плюс-минус десять минут. Никто не опаздывал. Хотя мы даже точного времени не назначали.
Пунктуальность сидела в крови. А потом, в лихие 90-е, люди стали покупать машины – и началось.
– В пробку попал, – объясняет человек, опоздавший на сорок минут.
– А ты на метро езди.
– На метро долго, – говорит человек, опоздавший на сорок минут.
– А на машине ты сколько ехал?
– Не поверишь, два с половиной часа.
За два с половиной часа можно доехать общественным транспортом из одной точки города в другую, где бы эти точки ни находились. За два с половиной часа можно до Эстонии доехать.
