– Ты мой защитник, – улыбнулась Отикунэ.
На сердце потеплело. Она в этот странный вечер тоже не одинока.
«Что же, глицинии отцветут не сейчас, – утешила себя она. – Возможно, он придёт ко мне завтра».
В такое время находиться одинокой девушке на улицах города становилось опасно, да и её отсутствие дома могли бы заметить. Отикунэ вернулась в свою хибарку.
Она не сразу вошла в дом. Постояла на пороге, наслаждаясь тёплым весенним вечером, прислушиваясь к шуму, доносившемуся со стороны отцовского дворца. Там продолжалась суета праздника и сборов большого семейства тюнагона Химуро в поездку. Завтра все – от хозяев до последней служанки отправлялись с паломничеством в храм Белых цапель. Только Отикунэ оставляли здесь. Опять. Одна.
Вздохнув, девушка прошла в комнату, зажгла неяркую лампу, отыскала треснутую и позже склеенную миску, положила туда кусочек рыбы для приблудившегося кота. Порадовалась, что Акоги не забыла о ней и занесла поднос с ужином. Благодаря ей у Отикунэ нашлось, чем покормить чёрного приблуду. Правда, теперь самой придётся ограничиться пресным рисом. Ну да ладно! Первый раз, что ли. Зато и ей нашлось с кем разделить праздничную трапезу.
Поев, Отикунэ достала из шкатулки любимый портрет и так засмотрелась на прекрасные черты, что не обратила внимания на стукнувшее окно. Лишь почувствовав холодок от сквозняка, оглянулась и вскрикнула. В её комнате был незнакомый мужчина!
Хотя нет. Знакомые по портрету черты подсказали: это он, её загадочный поклонник. Она онемела от неожиданности и смущения.
– Вы согласились на встречу, и я пришёл, прекрасная Отикунэ.
От растерянности девушка забыла все слова и правила приличия. Молчала и во все глаза рассматривала гостя. Он был ещё прекрасней, чем на портрете! Светлая кожа, благородные черты лица, тёмные глаза, похожие на листья ивы, и серебристые волосы, собранные в плотный узел. Даже неяркие серые, сотканные из глицинии, одежды украшали его, подчёркивали аристократизм осанки и жестов.
– Вы в трауре? Поэтому так долго не писали мне? – вырвалось у Отикунэ.
И тут же прикусила губу, смутившись до слёз от допущенной неловкости: «Что подумает о моём воспитании этот благородный молодой человек?»
– Вы так редко отвечали на мои послания, что мне не хотелось выглядеть назойливым, – улыбнулся в ответ гость. – Я был полон печали и потому отложил письма до нашей встречи, надеясь, что тогда мне, ничтожному, удастся смягчить ваше сердце.
Пока девушка собиралась с духом, чтобы вновь заговорить, и лихорадочно искала в голове слова, уместные при первой встрече, гость прошёл вперёд и опустился за столик о-дзэн, где стояла шкатулка и лежал его портрет.
Неловкость, что испытывала Отикунэ до этого, была огоньком свечи по сравнению с пламенем стыда, охватившем её теперь. Наверно, сгорая в огне, она испытывала бы меньшие муки. Ей нечем угостить гостя! Ни сладостей, ни вина нет в её доме.
Красавец-самурай похлопал по циновке, приглашая сесть рядом:
– Не расскажите ли, госпожа, что вас томит, отчего вы полны печали?
Отикунэ присела рядом и замерла. Вдруг из угла раздалось шипение.
– Что это?
Отикунэ и сама не сразу сообразила, кто издаёт такие грозные звуки. Прежде чем ответить, повернулась в ту сторону и увидела в тёмном углу светящиеся огоньки. Не сразу она вспомнила про своего нового друга – кота-приблуду.
– Это мой кот Кацу.
– Вы назвали его победителем? – спросил гость.
