– Вы знаете, чем грозит ослушание. – Холмс повернул к нему голову, и тот съежился под его взглядом.
– Что вы, что вы, сэр! Доставлю к сроку. Сделать все, как было раньше?
Холмс на минуту задумался, потом рассмеялся:
– Не надо, оставьте как есть. Я вам напишу. И смотрите, без плутовства, иначе…
– О, верьте мне, сэр, верьте!
– Берегите как зеницу ока.
– Да, сэр, можете на меня положиться, сэр.
– Думаю, что могу. Завтра получите от меня указания.
И Холмс отвернулся, не замечая протянутой ему дрожащей руки. Мы зашагали к Кингс-Пайленду.
– Такой великолепной смеси наглости, трусости и подлости, как у мистера Сайлеса Брауна, я давно не встречал, – сказал Холмс, устало шагая рядом со мной по склону.
– Значит, лошадь у него?
– Он сначала на дыбы взвился, отрицая все. Но я так подробно описал ему утро вторника, шаг за шагом, что он поверил, будто я все видел собственными глазами.
Вы, конечно, обратили внимание на необычные, как будто обрубленные носки у следов и на то, что на нем были именно такие ботинки. Кроме того, для простого слуги это был бы слишком дерзкий поступок. Я рассказал ему, как он, встав, по обыкновению, первым и выйдя в загон, увидел в поле незнакомую лошадь, как он пошел к ней и, не веря собственным глазам, увидел у нее на лбу белую отметину, из-за которой она и получила свою кличку – Серебряный, и как сообразил, что судьба отдает в его руки единственного соперника той лошади, на которую он поставил большую сумму. Потом я рассказал ему, что первым его побуждением было отвести Серебряного в Кингс-Пайленд, но тут дьявол стал нашептывать ему, что так легко увести лошадь и спрятать, пока не кончатся скачки, и тогда он повернул к Кейплтону и укрыл ее там. Когда он все это услышал, он стал думать только о том, как спасти собственную шкуру.
– Да ведь конюшню осматривали!
– Ну, этот старый барышник обведет вокруг пальца кого угодно.
– А вы не боитесь оставлять лошадь в его руках? Он же с ней может что-нибудь сделать, ведь это в его интересах.
– Нет, мой друг, он в самом деле будет беречь ее как зеницу ока. В его интересах вернуть ее целой и невредимой. Это единственное, чем он может заслужить прощение.
– Полковник Росс не произвел на меня впечатления человека, склонного прощать врагам!
– Дело не в полковнике Россе. У меня свои методы, и я рассказываю ровно столько, сколько считаю нужным, – в этом преимущество моего неофициального положения. Не знаю, заметили ли вы или нет, Уотсон, но полковник держался со мной немного свысока, и мне хочется слегка позабавиться. Не говорите ему ничего о Серебряном.
– Конечно, не скажу, раз вы не хотите.
– Но все это пустяки по сравнению с вопросом, кто убил Джона Стрэкера.
– Вы сейчас им займетесь?
– Напротив, мой друг, мы с вами вернемся сегодня ночным поездом в Лондон.
Слова Холмса удивили меня. Мы пробыли в Дартмуре всего несколько часов, он так успешно начал распутывать клубок и вдруг хочет все бросить. Я ничего не понимал. До самого дома тренера мне не удалось вытянуть из Холмса ни слова. Полковник с инспектором дожидались нас в гостиной.
– Мой друг и я возвращаемся ночным поездом в Лондон, – заявил Холмс. – Приятно было подышать прекрасным воздухом Дартмура.
Инспектор широко раскрыл глаза, а полковник скривил губы в презрительной усмешке.
– Значит, вы сложили оружие. Считаете, что убийцу несчастного Стрэкера арестовать невозможно, – сказал он.
