Записки Обыкновенной Говорящей Лошади - страница 28

Командировки интересовали его, конечно, не как возможность накупить красивых шмоток или новейшую технику. Плевать он хотел на шмотки и на магнитофоны. Он жаждал увидеть ученых своей профессии – биологов-генетиков, спорить с ними, ругаться, доказывать свое…

Ну а теперь о последней нашей встрече. Она произошла в Нью-Йорке.

Мы приехали к сыну в Нью-Йорк на месяц в 1989 году. Давид Моисеевич уехал за несколько лет до этого в США насовсем. Как говорили, на ПМЖ – постоянное место жительства.

Но как? Это – целая новелла.

И ее необходимо предварить, иначе будет непонятно все остальное.

Наверное, «из-за бугра», то есть за границей, казалось, что в СССР сперва разрешили еврейскую эмиграцию, потом попридержали, потом узаконили.

На самом деле все было не так. Советские евреи сидели как бы в большой бутыли с узким горлышком – пробку то приоткрывали, то внезапно закрывали. И продолжалось это лет двадцать. Совершенно иррациональный процесс. Как, впрочем, и многие другие процессы при советском строе. Я, например, была уверена, что в тот день и час, когда советские войска вошли в Афганистан, эмиграцию прекратят. Вошли в Афганистан наши 27 декабря 1979 года, а сын хороших знакомых Вадик Паперный подал документы в ОВИР аж 29-го. И я ему говорила: «Вадик, это ужасно. Ты теперь застрял на всю жизнь». А Вадик спокойно уехал, даже очень быстро получил разрешение. Знаю десятки обратных примеров: люди подавали документы на выезд в самое, казалось бы, благоприятное время… И оставались сидеть «в отказе». Это такое было выражение: «еврей в отказе», наподобие «вора в законе».

Конечно, люди старались улучить момент, когда горлышко приоткрывалось…

Но Дая, в отличие от остальных родственников мужа, был человеком чрезвычайно активным. Он хотел уехать не тогда, когда пускали, а когда сам решил… В этом таилась его погибель. Он дозрел до идеи эмиграции довольно поздно. В это время советская власть, в свою очередь, тоже дозрела: решила прекратить выезд. Действительно, в этой эмиграции было что-то противоестественное. Русские сиднем сидят. А евреи улетают, и не только на историческую родину, в неспокойный Израиль, но и в Америку.

А Дая как раз собрался всерьез. Ему даже место в Израиле подыскали – специальную лабораторию создали, ибо он был видный биолог-генетик.

Советская власть не хочет, а Дая хочет. Схватка гигантов.

Да, Дая был гигант. Он не желал покоряться. Хотя уже состарился и боли в ампутированной ноге у него были ужасные; они называются «фантомные». Плюс ко всему тяжелый сахарный диабет. И несколько необширных инфарктов.

Все равно он не намерен был сдаваться. И естественно, все делал громко, не таясь… Кричал, как когда-то в ранней юности «на весь Столешников»… Ходили к нему домой и иностранные корреспонденты, и командировочные – как американцы, так и израильтяне.

В конце концов, заявилось КГБ с какими-то вопросами насчет очередного гостя – американского журналиста. Дая сотрудничать с КГБ отказался, американца предупредил. И произошло это в тот звездный час, когда ему вдруг разрешили уехать.

Но тут Дая, по-моему, вообще раздумал уезжать. Видимо, у него было такое чувство, что партия с ОВИРом, вернее с советской властью, закончилась ничейным счетом 0:0. А он хотел выиграть. В общем, что-то опять в голове у него сработало «неадекватно», как любил выражаться наш первый президент Горбачев.