Записки пилигрима - страница 6

Обедать мы ходили в местную столовую, кормили там замечательно, и меню было, на удивление, разнообразным.

Время шло, с работой не получалось, была уже середина июня, а мы еще никуда не устроились. Мои новые знакомые стали поговаривать о том, что придется видимо улетать несолоно хлебавши, но я улетать не хотел, все надеялся, что мы что-нибудь найдем.

Как-то вечером мы стояли у входа в гостиницу. Мужики курили, я стоял просто за компанию, было нас человек пять. Была теплынь, и даже комарики сильно не беспокоили. Мы о чем-то болтали как обычно, и вдруг… Это случилось вдруг и все мы замерли.

Рядом с гостиницей был такой же двухэтажный жилой деревянный дом, и на кухне первого этажа этого дома, за занавеской, засмеялась женщина. Я думаю, что никто из нас, стоявших тогда там, никогда не забудет этот смех. Смеялась совершенно счастливая женщина, ее смех, мелодичный и звонкий, поразил нас всех, как неземная музыка. Ни до ни после я не слышал такого смеха. Мы напрочь забыли и о куреве, и о болтовне и как завороженные слушали. Женщина за окном смеялась – и не было ни умывальников с «пипочками», ни туалета на улице, не было похотливой администраторши, сальных анекдотов, пустой, никчемной болтовни. Женщина смеялась – и каждый из нас понимал, что оказывается Счастье возможно и Надежды осуществимы. Женщина смеялась – и никто из нас не мог пошевелиться. В ее смехе не было ни лукавства, ни лицемерия, ни лжи, ни тем более коварства. Смех ее состоял из любви и счастья. Этим смехом она могла наградить, и каждый мечтал бы о такой награде.

Женщина смеялась, и этим открывала нам истинную суть этой жизни, суть истинной любви. Она перестала смеяться, мы еще несколько секунд стояли неподвижно, потом молча переглянулись; все мы были поражены и смущены, все мы, всего за несколько мгновений изменились и теперь прежними, уже не станем.

В 1984-м году я работал механиком пятивагонных рефрижераторных секций. Такая секция – это 4 грузовых вагона-термоса со встроенными холодильными установками, плюс один вагон с жилым кубриком, душевой, кухней, аппаратной и помещением для дизель-генераторов. Мы по полтора месяца, а то и больше, колесили по Советскому Союзу, перевозя продукты туда, где они были необходимы.

В начале лета нас отправили в Узбекистан, через Троицк и Чимкент мы попали в окрестности Ташкента, на маленький полустанок у речки Чирчик. На полустанке был организован запасник для рефсекций, то есть несколько десятков секций с экипажами ставились на запасные пути и ожидали созревания, например, винограда, а уже после начала сбора плодов, ягод, грузились ими и отбывали туда, где этот виноград ждали в Сибирь, или на Урал, или в среднюю полосу России.

Вот в такой запасник мы и попали; знающие люди сказали, что мы простоим не меньше недели.

Делать в запасе особо нечего, экипажи состояли в основном из трех человек, один попадал на дежурство через двое суток. Дежурный отвечал за уровень электролита в батареях, их подзарядку и готовил что-нибудь покушать. Те, кто был от дежурства свободен, занимались своими делами, можно было позагорать и побултыхаться в речке или порыбачить, поехать на самодеятельную экскурсию в Ташкент или просто сидеть и рубиться в карты.

Стояла сильная жара, днем было за сорок, мы спасались как могли. На ночь некоторые укрывались мокрыми простынями, другие догоняли в одном из вагонов температуру до ноля, к вечеру приоткрывали грузовую дверь и, когда температура становилась приемлемой, залезали в вагон с матрацами и бельем и спали там. Посадка неподалеку, была полна абрикосовых деревьев, и они были усеяны плодами. Я за считанные часы насобирал несколько ведер и выложил их на крышу вагона сушить. Правда, если бы я знал, что экипаж соседей алкоголиков на следующий день сопрет мои абрикосы и поставит из них брагу, я бы не стал так стараться.