Ничего, ничего пускай умничают, когда-нибудь веревочка совьется в плеть.
***
Да, были, были уже такие умники. Помню, как Волчье ухо рассказывал, как он одного русского купчишку еще до их революции спровадил к отцу нашему. Тот по молодости говорил: «Я купец. Может сюда на Угрюм-реку работать приеду. Но я дело иначе поведу… Все, все про меня узнают. Прежде всего, всех мерзавцев, что грабят мужиков, в омуте утоплю. Я поведу дело по справедливости: рабочие у меня будут получать хорошую зарплату, чистые дома, школы, богадельни… А потом…
А потом был суп с котом. Ха-ха-ха! В подсознании он связался с одной покойной шаманкой, снял с шеи крест, надел ее амулет и положился во всем на нечистую, т. е. на нашу силу. Во всем стало вести молодчику. Стал поговаривать: «Прохор Громов решает навсегда и сразу. Прохор Громов не ошибается. Прохор Громов идет по земле сильной ногой, ворочает тайгу, как травку… И пусть лучше никто не становиться мне поперек дороги…».
И что же? Ради богатого преданного переступил через любовь, кровь, оклеветал в убийстве другого человека. А когда этот купчишка вошел в силу стал таким мироедом, что в округе за тысячу верст искать не сыскать. Узнали все молодца по походке, а соплю по полету.
Стал нещадно эксплуатировать рабочих, копейку зашибать. Как то ему его главный инженер сказал:
– Логика, здравый смысл говорит, что всякое предприятие может быть сильным только при условии, если рабочий заинтересован в прибылях или, в крайнем случае, обеспечен настолько, что может существовать по-человечески…
На что купчишка-предприниматель заметил:
– Ну, так как этого у меня ничего нет, так как я эксплуататор, то мои предприятия должны рушиться? Однако они стоят и крепнут. Рабочим нельзя давать поблажку, я смотрю на них, как на навоз под пашню, как на грубую силу для устроения земли…
Да наш брат, черт, свое дело знает: новые капиталы – чужой пот, слезы и даже кровь. Самомнение демоническое было у этого купчика, когда он с пафосом говорил: «Десять лет назад я начал дело с 33 тыс. рублей, с торговой лавки, теперь у меня 33 млн. капитала: заводы, рудники, пароходы, а еще через 10 лет я буду иметь 33 млрд. рублей, стану полноправным хозяином тайги…
– Смелыми Бог владеет, – часто поговаривал этот хозяин тайги и с грустью добавлял; – а мною, наверное, владеет черт.
Все дело закончилось тем, что не он победил жизнь, а жизнь победила его. Жена объявила его умалишенным, отстранила от дела и хотела отправить в «желтый дом». Но Сенильга, так звали шаманку, подвела Прохора Громова к последней черте. Он сбежал из дома и бросился вниз с утеса в Угрюм-реку с криком: «Иду к тебе, моя Анфиса-Сенильга!».
На земле остались только его мысли, мысли «вывернутой наизнанку души». Вот они. Они как разрешительная грамота в царство отца нашего, поэтому оглашаю их в некотором сокращении.
«Я не верю в справедливость, я не верю в искренность, в дружбу, в долг, честь. Я не верю в добро, в бескорыстную любовь человека к человеку. Я ни во что не верю.
Я, сегодняшний, никому не верю, ничему не верю: нет в мире того, чему можно бы поверить. Достоверна лишь смерть. И вот я, Прохор Громов, подвожу итоги своей тридцатитрехлетней жизни и заявляю сам себе: «Я верю только в смерть, только в смерть, как избавительницу от всякого безверия».
Да, да… Прохор Громов сошел с ума, Прохора Громова не стало. Пройдет еще малое мгновенье, и душа его, содрогаясь, упадет в вечную тьму. Горе, горе Прохору Громову. И некому понять, некому искренне, от всего сердца, пожалеть его. Ему бы не нужно родиться на свет. Горе Прохору…
