Посыпалась штукатурка; закапало в операционном зале. Все этажи – с четвёртого по первый – были капитально залиты! На битву со стихией были брошены лучшие силы нашего департамента в виде… ударных бригад уборщиц с вёдрами. Вся служебная лестница была заставлена сосудами различных объёмов; весь внутренний балкон второго этажа, где линолеум пошёл амурскими волнами, завалили сырыми тряпками, а по первому этажу то и дело носились тётки с баклашками. Ещё недавно блиставший великолепием почтамт стремительно шёл ко дну, постепенно обнажая свою неприглядную сущность!..
Но вёдра с тряпками сделали своё дело, и контора была спасена! Потом снова начали красить и наводить лоск. Управились за несколько месяцев. Теперь по крайней мере штукатурка на голову не падает… Хотя поведать мне хотелось не об этом. Это была лирика. Забудьте! Я же собирался вам, нехристи, доказать, в какой славной организации мне довелось поработать, как богата и интересна её история, как необходим городу труд почты, как мудры и проницательны её руководители, вовремя догадавшиеся подставить вёдра под прохудившейся крышей! Как тяжек их путь и как велик их незаметный подвиг! Я жаждал написать пламенный панегирик в адрес руководства, и я сделаю это! А крыша… Что крыша? Пустяк! Залатал и в кабак. Всего и делов-то! А начальство неустанно о судьбах родины печётся! «Утром мажет бутерброд – сразу мысль: а как народ?..» Тяжело ему без поддержки! Вот я и поддержу! А вы, насмешники, слушайте да на ус мотайте! Итак…
О вершках, корешках да кошках
Что можно сказать о «верхах»? Сказать, что без них все мы просто подохли бы под забором – значит, не сказать ничего. Это также неоспоримо, как то, что Париж – столица Франции, солнце встаёт на востоке, а в России самые честные выборы… Конечно, я благодарен почте за то, что не окончил свои жалкие дни ни в переходах на Невском, ни на горсвалке с заточкой в боку. Даже имея семь с половиной тысяч в месяц и проглатывая в обед холодный пирожок с чаем, я говорил себе: «Молчи! Не будь таким эгоистом! Подумай о детях Африки! У них нет пирожка с чаем! У них ни хрена нет!»
Даже получая нагоняи от начальницы, я стискивал зубы: «А легко, думаешь, президентом быть и… перед всем американским народом ответ держать?!» Да, было трудно. Я всё прекрасно понимал, я знал, куда иду. И терпел, и проглатывал… Всё! Кроме, пожалуй, одной вещи… Просто я как-то подсчитал количество начальников, сидящих надо мной, и не на шутку задумался: восемь – это не мало!.. Это, пожалуй, единственное, что меня коробило.
Я, как вы поняли, работал на телеграфе. Телеграммы носил. Их мне выдавала телеграфистка. Над ней стояла начальник экспедиции. Дальше – начальник отделения связи. Выше – начальник Главпочтамта. Над ним – начальник управления. Над начальником управления – Москва в лице министра. Над ним – премьер в лице Медведева, а уже над ним – сам в лице гаранта…
То есть восемь человек! Восемь, не считая начальства из параллельных отделов, откуда тоже приходят иногда какие-то директивы. А крыша, сука, течёт!.. И грузчики пьют. Но почтальонам начальство благоволило, за что мы его и ценили. Особенно грузчики…
Был, например, у нас один украинец – быстроглазый такой, суетливый, деловой. Лет сорок, в разводе. Всё визитки совал какие-то и убегал. Сунет, спросит чего-нибудь и бежит. Пока ты там извилины напрягаешь, его уж и след простыл.
