Дни шли за днями, перемежая своё однообразие шумными оргиями белых ночей. Отошла клубника. Взбитые сливки в «Лидо» стали подавать со смородинкой. Приехала новая смена красоток. Вода в море становилась всё прохладней. Лёша радостно сообщил мне, что сегодня они дают последний концерт и завтра отчаливают в Питер.
– Надо пойти послушать- встрепенулся я.
– Ну, конечно, надо. Мравинский дирижирует Пятую симфонию Шостаковича. Где ты ещё такое услышишь?!
– Нигде!
Марк мой порыв окунуться в классическую музыку не поддержал и пошел угощать сливками свою новенькую подружку, любительницу прекрасного. А я, чуть начало смеркаться, одел белые слаксы и пошёл в Дзинтари, настраивая себя на серьёзный лад. Под светлым вечерним небом концертный зал шуршал нейлоном и благоухал ароматом далёких островов «Фиджи». Минут через двадцать моя настроенность на серьёзный лад начала испаряться и я всё чаще прислушивался к шагам и звукам на улице. Не пережив серьёзных мыслей и звуков Дмитрий Дмитриевича я решил дождаться Лёшу на променаде у моря. Променад оживлённо шевелился вечерними юбками и пуловерами. Отдыхающие гуляли, плотно обвив друг друга руками, как сиамские близнецы. Я одиноко проплыл туда сюда и, наконец, радостно заметил толпу знакомых пиджаков. Почти весь оркестр, как бременские музыканты, неспешно плелись стайкой за Евгением Александровичем. Худой, стройный, в лёгких парусиновых штиблетах и белых льняных брюках он шёл вдоль берега чуть поодаль от своих музыкантов и, казалось, не был причастен к их компании. Изнывая от тоски я обрадовался, что могу с кем – то поболтать и посплетничать.
– Ну как тебе концерт? -спросил вполголоса Лёша.
– Скучища. Я не выдержал, ушёл.
Мравинский повернул голову, строго посмотрел на меня и… я заткнулся. Мы шли молча. Лёша посмотрел на меня с какой – то жалостью, но говорить ничего не стал. Я почувствовал себя не в своей тарелке и, понемногу, начал отставать от компании.
Потом поотстал и поплёлся по берегу один. Солнце утонуло в море. Некоторое время по небу носились разноцветные сполохи – сиреневые, малиновые и золотистые. Потом всё стихло. На лазоревом небе засверкали бриллиантами звёзды. Открылась бездна. Сколько всего в ней было?!
Заснеженных холмов раздолье.
Простые крыши и дворы
Что-то мучительно земное
Мне Брейгель старший приоткрыл
Дневные хлопоты исчезли
В спокойной сущности картин
Весь мир вместивший в ноты Гендель
В полночной тишине царил…
Вспомнил я строчки, подаренные мне моим другом Аркашей Плотницким перед отъездом. Где – то он теперь?
Постепенно обида прошла. Я услышал крики чаек, шорох песка на ветру и ровный шум прибоя. Это была музыка уходящего дня. Кода.
Страсть к путешествиям жила во мне с раннего детства. Когда мы проводили лето в Старом Петергофе самым желанным занятием был поход на Бельведер. Как только мы своим отрядом покидали территорию детского сада всё вокруг – цветы, поля, рощи, озёра – приобретало сказочные очертания. Это чувство живёт во мне всю жизнь.
Приехав в Бланес по туру и ни в чём не нуждаясь я быстро затосковал по путешествиям. Сначала я съездил в Барселону на корриду, потом на велосипеде проехал по шоссе вдоль берега моря. Необычайные красоты скалистых берегов манили меня всё дальше на север, на границу с Францией, в Перпиньян. В той же стороне находился Фигейрос, где жил когда то эпотажный Сальватор Дали. А потом я услышал рассказ туристов на пляже об их поездке в Андорру. Ездили они туда за дешёвым шмотьём и вернулись с набитыми мешками. Уже на следующий день я взял на прокат Пежо 406 и, подговорив соседку по столику в ресторане, бросился в путешествие.
