К слову, инвентарь, к этому времени, тоже прочно оброс мастикой – ручки веников, вёдер, ножей, топоров, всё обильно было в мастике, и липло к пальцам. Чтобы как-то защититься от этого, мы обматывали все ручки тканью, но от мастики эта мера спасала ненадолго, и ткань всё наслаивалась и наслаивалась.
Ну а снова проложенный через магазин маршрут, вечером чуть не привёл к потасовке. Лёня в последнее время, подсел на песню группы «7Б», «Молодые ветра», и приходил в сильнейший восторг, стоило ей зазвучать по радио. Но Юра об этом не знал, и когда она заиграла, он со словами: «Что за хрень», потянулся к ручке настройки, что бы сменить волну. Лёня мгновенно вспыхнул и кинулся на Юру. Хорошо, что мы были рядом и предотвратили мордобой. После, Юра еще долго возмущался: «Я же не знал», а Лёня оправдывал свою горячность: «Такая песня, а он». Но алкоголь их быстро примирил, и они разошлись спать снова в теплых отношениях. И вскоре общежитие наполнилось, созвучными мелодиями двух голосов, одного потише – Юриного, а другого, привычно громкого – Лёниного.
Это заседание клуба, стало последним, пора было уже доделывать крышу, и мы с Лешей, приложив усилия, вернули дисциплину в коллектив, и снова потекли серые, трудовые, будни.
С утра у меня как-то паршиво было на душе. И вроде бы день как обычно, и действие как обычно. И тот же воздух, и те же люди. Но угнетала необходимость находиться здесь, делать эту работу. Мысль, что это может быть навсегда, приводила в отчаяние. Особенно сильно раздражали, эти липкие и маркие свойства мастики, роба, успевшая к этому времени пропитаться этим черным веществом, и расплавляющее мозг, солнце. Не смотря на обилие пространства, не хватало воздуха, нервы были раскалены до предела, и казалось, что я в каком-то вакууме. Сжигало изнутри чувство безысходности, и желание все изменить, проступало сквозь раздражение. Внутри эти два состояния переплетались между собой, делая руки безвольными. Работа не шла, и оставленный в покое, наверное, что-то понявшим коллективом, я долгое время, измерял шагами крышу, цепляясь взглядом за горизонт. Когда внутренняя борьба достигла своего пика, и казалось, что от напряжения вот-вот лопнут сосуды, в памяти вдруг всплыло воспоминание о когда-то не сделанном шаге. Тогда, в поиске своего пути в жизни, все внутри зажглось желанием стать профессиональным боксером, посвятить себя этой цели, идти этим путем, в этом реализоваться. Перечеркнув, после долгой борьбы, сомнения возраста, я поехал в боксерский зал. Дворец спорта встретил большими, ярко горевшими, панорамными окнами, сквозь часть которых, был виден боксерский зал, в котором в тот момент шла тренировка. Я остановился, что бы посмотреть, и простоял под окнами, пока тренировка не кончилась. И чем дольше я смотрел, тем больше понимал, какую тяжелую нагрузку выдерживает боксер за время тренировки, и тут же вспоминал, тяжелые, рабочие дни на стройке. И в голове, рождалось и крепло, сомнение, что я смогу совмещать эти два пути. И с каждым мигом, эти сомнения становились сильней.
Если ты задумал сделать шаг, его надо делать решительно, и я свой не сделал.
И вот, стоя на крыше и увязая в душевной буре, мне вдруг представилось, что я тогда сделал тот шаг, и что эти шаги по мастике, теперь только временная необходимость, и что я уже иду тем, выбранным мной тогда, путем, иду к мечте, к цели, и что крыши, еще только ненадолго останутся в моей жизни, и впереди ждет, что-то большее, неизмеримо лучшее. Ждет жизнь, заполненная любимым делом, возможностью реализоваться, и моральным удовлетворением. И с этим ощущением легко работалось остаток дня, но потом оно ушло, и больше не вернулось.
