–– Что надо?
Я ответил, что просто хотел поздороваться.
–– А, – ответила Юля и пошла дальше.
–– Что случилось? – увидев мою растерянность, спросил Толик.
Я объяснил.
–– Да непарся, – сказал Толик, выслушав меня.
«Да непарся» – это любимое выражение Толика и его философия восприятия жизни. Оно значит – «не напрягайся», «не беспокойся», «не принимай близко к сердцу». И Толик действительно умел непарится. Я часто мог беспокоиться о чьем-то мнении обо мне, о каком-то поступке, о не качественно сделанной работе, а Толик, легко и непринужденно от этого уходил, выбрасывая не нужное из головы.
Но я все-таки «парился» из-за этой девушки. Несколько раз, после этой встречи, мы виделись, и она вела себя так же, не желая ни замечать меня, ни здороваться. Потом я узнал что она работает где-то в управлении шахты, каким-то секретарем, какого-то секретаря, и видимо ей просто было взападло, с высоты своей должности, здороваться с простым работягой.
Вечером пошел сильный дождь. Уютно было с чашечкой горячего чая смотреть на происходящее за окном. Порывы ветра сбивали в кучу падающие капли дождя, выделяя их плотностью из общего потока и образовывали из них подобие пылевой бури. Ближе к ночи дождь затих и только моросил, тихонечко постукивая по окну, и под этот монотонный шум, я легко и крепко заснул.
Утром, перед работой, ко мне зашел Толик. Весь вид его показывал, что он был очень доволен собой.
–– Что то во мне вчера человеческое проступило, – начал он с порога, даже не поздоровавшись. И расположившись на стуле, и отхлебнув предложенного мной чаю, Толик рассказал душещипательную историю, случившуюся с ним, накануне вечером.
Поздно ночью, когда дождь уже закончился, он возвращался домой. Повсюду напоминали о прошедшем дожде большие лужи, и Толику с трудом удавалось маневрировать, что бы не замочить ноги (он был слегка простужен и опасался обострения заболевания). Возле его дома, на перекрестке, с давних времен, существовала яма, превращавшаяся в дождь в огромную лужу, которую местные жители называли – озерцо (поговаривали, что после сильного дождя там можно было рыбачить), а посередине этого озерца, деформированным асфальтом, подымалось небольшое возвышение, на пару сантиметров выступавшее из воды. На этом возвышении, весь мокрый и продрогший, сидел котенок и жалобно призывал о помощи. Толик захотел ему помочь, но достать до него рукой не получилось, и тогда, подталкиваемый проступившей в нем человечностью, Толик разулся, закатил штаны и полез в воду. Правда он утверждал, что вода дошла ему чуть ли не до колен, но я думаю что он слегка преувеличил. Достав котенка, Толик отнес его в свой подъезд. Занести его в квартиру он не решился, боксер мог не понять порыв своего хозяина, поэтому, оставив котенка в подъезде, Толик сходил домой, взял полотенце, теплую кофту, и обсушив горемыку, устроил ему из кофты, теплую постель. После этого Толик сходил в ларек и купил рыбных консервов. Накормив и убаюкав котенка, Толик отправился спать крепким сном праведника. Правда утром он котенка на месте не обнаружил, и дальнейшая его судьба не известна, но Толик предпочел себя успокоить, твердо решив что тот попал в хорошие руки.
Вечером, после работы, я зашел к моему знакомому, за новой книгой. Он угостил меня чаем и мы разговорились.
–– Какой я вчера фильм видел, – сказал мой собеседник. – «Сладкая жизнь», Феллини. Лучший, наверное, кинокадр двадцатого века. Это когда переносят с места на место статую Христа. И вот мы видим как вертолет несет эту статую и все что происходит – Рим, какие-то праздники, собрания, светские тусовки, рабочие что-то роют, археологи раскапывают. Над всем этим летит статуя Христа и мы все видим сквозь ее благословляющие руки. Вот это такой благословляющий Феллини. В мире происходит черти что – грубость, глупость, обман, предательство, а над этим всем летит солнечное благословение.
