Записки старого капитана - страница 10

Мне выдали документы на третий день, последний день приема в мореходке. Я сдал документы одним из последних. Помог мне седой мужчина в годах, меня обо всем спрашивал, на кого подаю, – «На судоводителя? Хорошо. А может, на электромеханика?» – как-то ненавязчиво спросил. На экзаменах я увидел этого мужчину, позже узнал – декан электромеханического факультета, Быховский, умнейший человек, большой ученый, автор многих книг, автор учебника эл-тех для судоводителей. Обратил на меня внимание, помогал, потому что я до ужаса похож на его сына. Сын погиб в Ленинграде в Блокаду. Когда я увидел его фотографию, я как будто посмотрел в зеркало. Бывает же такое. На судоводительский факультет был строгий прием. Три потока не показали нужное количество абитуриентов, на четвертом потоке сделали послабление. Снизили проходной балл, даже сделали набор кандидатов на платное обучение, пока кто-то по учебе или дисциплине не вылетит. Сдав экзамены, я набрал четырнадцать баллов. Вывесили списки сдавших экзамен, Быховский подошел и попросил перейти к нему на факультет с такими знаниями. Я извинился и сказал: «Если буду – то только наверху, буду капитаном». Он меня опекал до четвертого курса. Я был у него дома. Когда он приглашал, я не мог отказать. Там я увидел фотографии его сына. Как говорили второкурсники, главное – выдержать первый курс, от мамкиной титьки в суровую школу с дисциплиной, постоянной учебой, привыканию к общественной пище. Ходить голодным тяжело, и что только не съешь, за счастье выловить кусок вареного сала, бррр…

На первом курсе учили высшую математику, контрольные, коллоквиумы, – просто решение на доске во время занятий проводил уникальный преподаватель, Фокин, первый начальник Училища. У него была уникальная привычка – декламировать Маяковского. Смотрит, кто-то тупит и не может решить, он к нему подойдет и тихо: «Ты слышишь, стучат, стучат колеса поезда, ты еще можешь успеть». Все, человек в ауте. Курсант решает у доски, и встал он: «О ужас, выжег из железа стон, по большевикам прошло рыданье, – и трагически, – иди, беги!». Впадаешь в ступор. А он непосредственно выявлял неспособных к учебе. Только из-за математики было отчислено около сорока человек. Контрольную за семестр я решил быстро и перевернул лист с расчетами, помогал соседу. Что-то заподозрив, подошел ко мне, увидев чистый лист говорит: «Даа… Ты, как стрела пущенная из лука, попадешь домой». И так мило улыбается. Я переворачиваю лист: «По большевикам прошло рыданье», он: «Смотри мне. Иди, сдавай».

Родителям вешаю лапшу на уши, мол в пединституте сильно занят, все неискреннее вранье. Учился неплохо, беспокоила только химия, в которой знаний было ноль, а тут молекулярная химия, что делать? В школах учителя химии были молоденькие девушки, но для нас одна беда повальная – эпидемия на беременность, потом сохранение, и – международная тройка без знаний. Самое поразительное другое – на первую лекцию по химии входит очень, очень похожая на Клавдию Олеговну, небольшого роста, красивая женщина тридцати-тридцати пяти лет, модно одетая. У меня сердце ухнуло вниз, я всю лекцию не сводил с нее взгляда. Она представилась – Маргарита Олеговна. После занятий я подошел к ней, спросил разрешение задать вопрос. Я ей рассказал, что в школе не получил никаких знаний, объяснил причину, а тут молекулярная химия, как быть, что делать, с чего начать? «И скажите, у вас не было сестры, Клавдии Олеговны?». Она очень пристально на меня смотрела: «Да, Клавдия Олеговна моя сестра, только…». «Знаю, я был ее учеником в городе Быхове, извините». «Клава мне писала про удивительно талантливого мальчика. Я дам тебе с чего начинать ты справишься». Удивительна судьба с ее выкрутасами. Она уходила медленно, не такой уверенной походкой, какой пришла. Я же смотрел на нее, в голове с катастрофической быстротой все проносилось другая жизнь.