ТХС – транспортно-холодильное судно.
только у нас и никому постороннему не говори, табу». Я про себя: «Ну точно, разводят, издеваться будут. Да, посмотрим». «Когда капитан скажет приготовить якорь к отдаче, как это делать – покажем, всегда спрашивай: “Степан Николаевич, на какой якорь становиться будем, какой готовить?” Он подумает и скажет: “Сегодня на правый становиться будем”. Запомни и не спеши». «Почему?». «У нас нет левого якоря». «Как? Я шел и видел два». «Да, видел, но левый деревянный». Вот так прикол. «Запомни», – главное, серьезно и без улыбки. Мое первое знакомство с морским юмором.
Развозили снабжение, продукты по поселкам, военным точкам, гидрометстанциям. Как-то раз нас в спешном порядке загружали, привезли перед отходом офигенный торт и роскошный букет цветов – доставить через сутки, спецзадание. На гидрометстанцию, для одной пары. Как приехали во время войны, так и живут, и работают. Сын, летчик, погиб на этом мысу. Как мы бережно несли все это на берег. Женщине букет – это святое.
По поселкам был один запрет на грани уголовного закона. За продажу, обмен чего-либо на водку с местными эскимосами – статья, и карали серьезно. Продавец магазинчика – внештатный сотрудник милиции. Моряки мне подсказали, когда поняли, что я неболтливый, за литр шила>3 можно получить голубого песца. В одном из поселков эскимосов, весь поселок три-четыре чума, напросились в гости. Мне было очень интересно, как там живут люди. Напросились, естественно, с шилом. Старик с ходу смекнул, что-то женщине неопределенного возраста на своем сказал, та кинулась из чума. Через минут пятнадцать мы сидим вокруг кострища, мясо варится, старик нам подал по кружке чая. Я все осматриваю, два моряка о чем-то шепчутся со стариком. Женщина дала знак, мясо готово, разлили по граммульке. Старик жадно выпил и качается из стороны в сторону, покуривая замысловатую трубку, и напевно чтото говорит. Морячки смотрят на меня, а я на мясо налегаю. По вкусу как баранина, да нет, что-то другое. Потом мне показали, что за мясо – собачатина. Я – старику и женщине: «Мясо нормальное у вас есть?» «Да, да, сейчас» – и опять что-то варится. Как меня не вывернуло, не знаю, наверное, взрослею.
Шило – издавна на русском флоте «шилом» называют чистый спирт или напиток из спирта, разведенного в произвольной пропорции водой.
Старик сидел, качался, потом встал и мне: «Пойдем». Завел в какой-то закуток и говорит: «Витя Ивановича, я старый, моя дочка молодая, корошая, работящая, мне нужно дитятка». А дочка, «красавица», эта женщина, что варила разделанную собачатину, стояла рядом. «Смотри, какая она корошая». Та с себя сняла меховое национальное изделие. Прищурившись, призывно улыбается, груди слегка отвислы, живот слегка выпирает, ноги кривоваты, и чувствовалось давно не мытое тело. «Да, да, хороша, только оденься, холодно, заболеть можно». Старик показывает на сундук, метр на полметра и высотой сантиметров семьдесят. «Возьми ее, а я тебе вот это дам», – и открывает сундук. Там сверху шкурки голубого песца, много, а под ними аккуратно уложенные пятидесятирублевые пачки. «Ты молодой, она молодая, все для вас будет». В голове у меня картина: сидит в чуме Абдурахман ибн Витя, грязная старуха, куча кричащих детей, собачье мясо, вместо музыки завывание ветра. И деньги, много денег. Прекрасная перспектива и романтика.
