Записки сутенера. Пена со дна - страница 49
Габриэль появилась, как призрак, кладёт передо мной деревяшку. Досточку. Я вижу, как напилена её сторона. На доске кусок сахара. Габриэль приносит крынку с молоком и стакан. Она наливает молока в стакан. Молоко проливается на поверхность стола, это (думаю) и есть живая вода.
– Я не змея.
– Ешь
– Молоко?
– Сахар.
Кладу сахар в рот. У сахара сахарный вкус. Во рту сахар, как положено, растворяется, тает, превращаясь в сладость. Я запиваю её молоком. Запил. Сижу.
– Понимаешь (говорит Габриэль), мы не хотели иметь ничего общего с их ложью. Ложь – это то, чего нет. Понимаешь? Мы не хотели быть тем, чего нет.
Габриэль часто спрашивала меня, понимаю ли я, что она говорит, как будто в словах, сказанных ею, было нечто не сразу доступное пониманию, и не все могли понять того, что она имеет в виду.
– Ложь – единственное, чего нет и никогда не было. Это бездарная пустота. Чёрная дырка. Ложь – это смерть. Нам хотелось жизни. Мы хотели правды. Потому что жизнь, это правда. А ложь, это смерть. Как и все на свете, мы хотели счастья. По ложным трафаретам и канонам мы не были счастливы. Их традиции, их рамки, их этикеты жали нас, как одежда, из которой мы выросли. Мы хотели быть счастливы, не жертвуя, а наслаждаясь, потому что счастье – это наслаждение жизнью. Это радость. Это удовольствие. А у радости и удовольствия не должно быть границ. Иначе они невозможны. Мы хотели наслаждаться любыми способами, наслаждаться потому, что нам говорили, что наслаждение – это плохо. Наслаждение – грех. Говорили, что у жизни есть высшие цели. Смиряться, каяться, жертвовать. Подчиняться, верить, служить. А нам показалось, что наслаждение – это хорошо. Нам показалось, что нет, и не может быть ничего лучше наслаждения. Наслаждение – смысл бытия. Так что их религия нам не понравились. Мы решили, что это религия печали и смерти. А печали и смерти должен прийти конец. Их религия говорила о конце света, но козлу было понятно, что ни начала, ни конца света быть не может. Конец и начало могут быть только у человека и его религии. Иными словами, всякой религии, рано или поздно, приходит конец. Всякая религия умирает. Иногда на её место приходит другая религия.
– Что это за религия?
– Почему ты меня спрашиваешь? Я не знаю. Никто не знает. Приходили, придут много таких, кто скажет, что они знают. Они будут говорить во имя её, но это лжецы. Новая религия не будет дана словом.
– А как же?
– Я – не пророк, говорю тебе. Я не знаю. Я знаю только то, что старая религия – это религия плача и страдания. Она не соединяет, как это должна делать религия по определению, а делит. Потому что страдание замыкает человека в его страдании, в его душе и теле, и он становится непроницаемым по отношению к миру. Понимаешь, что я хочу сказать? Нам не хотелось страдать. Тем более, что есть другие религии на земле, древнее их религии, которые отрицали страдание как способ достижения цели. Наоборот! Когда-то не было этой религии, люди просто исповедовали жизнь и её законы, они почитали богов жизни и молились явлениям природы. Люди боготворили и уважали жизнь, тело, любовь как творчество. Потом пришли какие-то люди и кровью с огнём насадили другую религию, которая требовала других жертв. Они сжигали на кострах и насаждали. Сжигали, уничтожали прежних богов и их идолов, и насаждали. Тогда, видя, что смерть побеждает жизнь, люди стали поклоняться богу смерти. И вместо живого яркого и светлого мира, явился тёмный карающий и осуждающий, мстящий потусторонний мир, которого следовало бояться всем живущим и радующимся. Радуйся и веселись, но знай, что за всё за это Бог приведёт тебя на суд. Другие религии были древнее, интереснее, веселее, ярче, музыкальнее, мудрее их религии. И, главное, терпимее. Они не занимались мессианством, справедливо полагая, что если цветок цветёт, то пчела сама найдёт его и на него сядет. Понимаешь? Смерть старого и рождение нового, а не воскресение трупа. Не Дракула, а Феникс. Никакого потом, только сейчас. Здесь и теперь. Немедленно! Каждую минуту, даже секунду. И чтобы жить – не надо умирать!