– Варварушка, здравствуй, – распахнув руки, и сияя улыбкой, к нам навстречу двинулся один из актеров.
– Здавова, Юлка, – не моргнув глазом ответила я.
По фойе прокатилось раскатистое – ООООО!
– Варварушка, и где же ты была летом? – подскочил другой актер.
– Здавова, Силёга, – так же сурово ответила я, – У бабушки.
Артисты обступили маму, высказывая ей свои удивления от такого контраста.
– А еще мы теперь поем блатные песни, – вздохнула мама.
Но тут всех пригласили в зрительный зал на собрание. Демонстрацию навыков пения пришлось отложить. На время.
Как-то раз в детском саду в понедельник воспитательница проводила среди детей опрос, кто и как провел выходные. Очередь дошла и до меня:
– Варя, скажи-ка нам, а где вы вчера были?
– На апитакля, – спокойно ответила я.
– Где, где? – переспросила удивленная воспитательница.
– На апитакля, – повторила я.
Вечером, когда за мной пришла мама, ей навстречу вышли две воспитательницы и с каким-то странным заговорщическим видом спросили:
– А где вы вчера были?
Мама недоуменно хлопала ресницами, не понимая суть подвоха.
– Так, все-таки, где вы вчера были? – не отступали воспитательницы.
– Ну, где, где, – размышляла мама, вспоминая вчерашний день. – Да как обычно, на спектакле.
– Ах, вот оно что, – расхохотались воспитательницы, – А мы тут весь день голову ломаем, что же такое «апитакля».
Я как-то быстро усвоила правила поведения в театре. Шуметь и кричать нельзя, а также бегать и прыгать, когда идет репетиция или спектакль. Если возникало желание подвигаться, это можно было сделать в дальнем от зала фойе. Но как-то такого желания у меня не возникало. Я четко понимала, что театр – дело серьезное и требует строжайшей дисциплины.
Меня за это уважали и разрешали то, что было не позволено другим театральным детям. Например, я могла сидеть за кулисами во время спектакля. Иногда, актеры, выбегая со сцены, начинали восторженно меня тискать и трясти.
– Варька, ух, Варька!
Я с суровым видом шепотом делала им замечания:
– Тсс, дядя Юва, тссс, дядя Силежа, апитакль идет!
Лет до четырех с половиной я упорно не выговаривала букву «р». Причем мама и другие актеры постоянно с напускной серьезностью меня спрашивали:
– Варвара, когда ты начнешь говорить букву «р»?
Я поднимала вверх глаза, раздумывала пару-тройку секунд и очень честно отвечала:
– Завтла!
Иногда во время спектакля я заходила в зрительный зал, тихонько шла по проходу, отжимала откидное сиденье, садилась и смотрела. Зрители, сидящие, по соседству, удивленно на меня косились, но ничего не говорили. Когда мне это надоедало, я так же тихо вставала и уходила. Так как ростом я была ниже спинок кресел, никто этого практически не замечал.
Но чаще всего, я просто играла в гримуборной. Перед театром, мы с мамой постоянно заходили в «Детский мир», где она мне покупала какую-нибудь новую недорогую игрушку. И я ею весь вечер или день, когда были репетиции, занималась. Так же с собой мы всегда брали альбом и цветные карандаши.
Однажды моя игрушка даже попала в спектакль. Дело было так. Несмотря на то, что я была девочкой, и мне часто дарили куклы, играть с ними я не любила, и они благополучно пылились в комнате на шкафу. Мне нравились машинки, головоломки, занимательные игры.
Как-то раз в «Детском мире» мне очень понравился пластмассовый автомат голубого цвета. В него вставлялись батарейки и при нажатии курка он «стрелял». Вернее, издавал звук, отдаленно напоминающий автоматную очередь, и у него на дуле загоралась красная лампочка. Игрушка была не для театра. Трещать за кулисами было нельзя. Я честно пообещала маме, что в театре не сделаю из него ни одного выстрела и обещание это ни разу не нарушила. К автомату привязали веревку вместо ремня, я его повесила на шею и ходила с ним как дозорный.
