Записки. Том II. Франция (1916–1921) - страница 35

Робертсон будет предлагать ее уничтожение, на голову англичан же. Вероятно, французы будут спорить, но сдадут, Италия будет заодно с Робертсоном. Занкевич будет говорить (я так думаю) о нашем наступлении и необходимости оставлении армии, ибо, кажется ему это сказано. Как отнесется к этому Греция – не вижу. Мудрые представители государств и армий к какому-нибудь решению придут. Здесь энергия ослабла, теперь вся надежда на Америку. Но если Америка к ноябрю и даст кое-что, сколько не знаю, то значение этой помощи не велико.

Мы видим, что с обеих сторон употребление чрезвычайных сил и средств, приводят к ничтожным, сравнительно местным результатам. Но если результаты в одном районе были бы более существенные, то громадность протяжения фронта парализуют местные условия. При германской подготовке в тылу, борьба может продолжаться до тех пор, пока это захотят немцы. Пока Германия едина, раздавить ее с запада нельзя, по крайней мере, я этого себе не представляю. Дать битву в чистом поле немцы не допустят и отойдут на укрепленные позиции.

С конца 1916 года французы и англичане, в особенности же французы мечтали о маневре, но, в конце концов, Мишле своей подготовкой не только лишил свободы маневрировать, но лишился и свободы решения, – поставив страну и всю войну в опасное положение. Одно дало союзникам нашим большой плюс – это то, что они атаковали и этим связали немцев, которые теперь как будто от них и развязываются, мне кажется, что весь ход мая, июня, а теперь и июля идет к тому, что почин снова перейдет к нашим врагам. <…>

В начале войны, в 1914 г. я высказал мысль, что Германия будет побеждена, когда это захочет народ, т. е. когда он восстанет против власти. Теперь, после 4½ месяцев со дня революции и на основании всего пережитого я думаю, что германский народ никогда не восстанет, а после нашей революции тем более, и я думаю, что очень ошибаются у нас, что наша революция даст толчок к народным движениям в Германии. В Австрии, может быть, но не в Германии, и именно та среда, рабочие, которых так много в Германии, на которых мы рассчитываем, этого не сделают, по мотивам и причина материальным.

Победа Германии – улучшение положения рабочего, а вместе с тем улучшение социального положения трудящихся классов. И это немцы сознают ясно. Что касается абсолютизма правящих классов, то беспримерная война эта, с ее необъятными жертвами, должна привести к ассимиляции их со всем народом и их нуждами. Победы прежних кабинетных войн могли усилить абсолютизм, но не борьба народов. Не сомневаюсь, что и аграрии должны будут понизить свои притязания, а равно и юнкера. Поражение Германии на полях сражения будет иметь последствием и поражение в области экономической, столь тесно связанной с рабочим населением. В этом сознании и их сила. Мы, как будто идем иным путем, в выражениях тех, которые стремятся к миру, во что бы то ни стало, чувствуют эту потребность в настоящем, не думая о будущем и забыв, что есть государство.

Обсуждая во всей совокупности вопрос борьбы, я сказал, что Германия будет сломлена, когда в армию падут семена брожения, но имеем ли мы право на это рассчитывать? В народе местами они могут проявиться, но пока стоять будет армия – семена эти всходов не дадут.

Я глубоко убежден, что только в возрождении нашей армии лежит разгадка успехов конца войны. Не станет она на ноги – заключен будет, в конце концов, мир, за который расплатится Россия и землями, и экономической судьбой и отчасти политическим рабством.