– Мне все равно сейчас в контору надо заглянуть, хотя уже и за полночь, – проговорил Федор Кузьмич. – Там у меня прекрасный кабинет, диван – что перина. Выспитесь как младенец.
– Неудобно как-то, честное слово, – меня действительно сконфузило предложение Федора Кузьмича, и так уж он для меня достаточно сделал. – Уж я лучше бы в гостинице…
– Ну-ну, бросьте! Право, обидите меня отказом, – надулся Федор Кузьмич. – И неудобного ровным счетом ничего нет. Там сторож Тимошка, большой души человек! Я ему наказ сделаю, никто вас не побеспокоит. А уж с утра я сам за вами явлюсь.
На том и порешили.
Кабинет, в котором устроил меня на ночь Федор Кузьмич, оказался хоть и чистой, но очень маленькой комнатенкой с письменным столом у единственного окна и старинным диваном у стенки. Остального пространства в помещении хватало ровно на то, чтобы вошедший в кабинет посетитель мог усесться на стул против стола. Справедливости ради скажу, что выспался я довольно хорошо, диван оказался весьма комфортабельным ложем.
Утром конторский сторож Тимофей, которого я ни в коем случае не мог назвать Тимошкой ввиду его грузной солидности, провел меня в комнату, где я смог умыться. Сама контора занимала двухэтажный особняк, и когда я шел из своей "спальни" с полотенцем, перекинутым через плечо, вслед за Тимофеем, то навстречу нам уже попадались служащие с бумагами да папками в руках. Удивительно, но ни само мое присутствие, ни мой затрапезный вид никого не заставили даже брови приподнять. Все происходило как бы совсем натурально, будто по коридорам конторы ежедневно проходят люди в одних рубахах и панталонах, с полотенцами да мылом.
Тимофей, отрекомендованный Федором Кузьмичом как человек "большой души", действительно подтверждал это звание. Походил он скорее на швейцара в хорошем петербургском доме, чем на сторожа. Носил седые, но пышные бакенбарды, был молчалив и исполнен достоинства. Быть может, мой внешний вид и не смутил никого единственно потому, что шел я в сопровождении Тимофея. Признаться, я всегда завидовал таким людям. Казалось бы, что он такое? А вот всякий ему кивает, и тайну души доверит, и совета спросит. Да и Тимофей не оплошает – тайну сохранит, совет даст.
А вот еще вопрос, да поважнее первого: почему такие, как Тимофей, люди, как правило, не имеют в жизни своего естественного продолжения? Как ни встретишь такого, так непременно узнаешь, что сын его пьяница и балагур или того хуже. Что дочь бежала с офицером и прочее, и прочее. Ну да к этому еще вернемся.
Воротившись в кабинет, умытый и расчесанный, я застал там Федора Кузьмича. Был он в прекрасном расположении духа, невзирая на довольно-таки обильное вчерашнее возлияние.
– А, вот и вы! – вскричал он, стоило мне ступить через порог. Сидел он не за столом, а на диване, будто и правда это он был моим гостем. – С добрым утречком! Как почивали?
– Благодарю вас, Федор Кузьмич. Все благополучно, – ответил я.
– Ну и чудно! А что я говорил? Ведь чисто перина, а не диван!
Я вдруг опомнился.
– Вы меня простите, Федор Кузьмич, я сей же час уберусь. Вам небось работать нужно…
– Ничуть не бывало, – весело проговорил Федор Кузьмич. – На сегодня выходной взял. Во-первых, заслужил-с, во-вторых (и главных!), не хочу вас покидать, так сказать, на полдороге.
– Что вы! И так я вам по гроб жизни обязан! Уж и не знаю, чем отплатить.
