– Что ж, позвольте хоть откланяться благородным манером, – проговорил вдруг Степан Кириллович, подняв на нас свое, как будто обрызганное грязью, лицо и все еще стоя на цыпочках, поскольку Федор Федорыч и не думал его отпускать. – Пусть мы и по разные стороны баррикад…
Договорить он не успел, Федор молча и сурово вытащил его из кабинета.
– Федор Федорыч, держите себя в руках! – крикнул из кабинета Алексей Иванович.
– Петр Григорьевич, – обратился он ко мне. – Мне жаль, что вы стали свидетелем всей этой сцены, однако мне не хотелось бы, чтобы вы выносили какие-либо суждения только лишь исходя из увиденного.
– И в мыслях не было, – ответил я. – А что, он и впрямь из "потрясателей основ"? Что он там кричал про "уже сделанное"?
Алексей Иванович досадливо махнул рукой:
– Да на оружейном заводе нашем кто-то разбросал прокламации революционного содержания. Об этом уж весь город знает, а этот, как сорока, несет да приукрашивает… Впрочем, довольно об этом. Вы пока обустраивайтесь, а потом заходите ко мне, получите списки учащихся, и насчет вашей квартиры потолкуем.
Обустраивать мне было нечего, но для приличия я некоторое время посидел в отбитом у якобинца кабинете.
Глава 4. Выход в свет. Непоседливые гимназисты
В кабинете Алексея Ивановича я получил требуемые списки и адрес своей новой квартиры.
Как я вскорости узнал, мне предстояло жить в двух чистых и светлых комнатах, нанимаемых в доме одной чрезвычайно старой, почти ветхой солдатской вдовы. Хотя жилище мое располагалось далековато от места службы, почти уже на окраине, в рабочей слободе, комнатами я остался вполне доволен. Да и с хозяйкой, по-видимому, никаких сложностей не предвиделось, порой ее даже сложно было заметить.
Не успел я толком разложить вещи, как в дверь уже постучал Федор Кузьмич.
– Ну-с, позвольте поздравить с новосельицем! – воскликнул он, звонко хлопнув в ладоши. – Но вы, я вижу, еще не готовы?
– Да разве уже вечер? – удивился я.
– Помилуйте, шестой час! Уже давно пора нам ехать.
– Но позвольте мне, по крайней мере, переменить платье.
– Ну, бросьте, Петр Григорьевич! У нас ведь все запросто. К тому же воскресный вечер у Видясовых – дело обыденное.
Через несколько минут мы уже ехали в бричке по темнеющим городским улицам.
– Дом, в который мы едем, – говорил по дороге Федор Кузьмич. – принадлежит чете Видясовых – Осипу Петровичу и Марфе Никитичне. Он – милейший старичок, бывший предводитель местного дворянства, однако вот уже два года как сложил с себя полномочия, говорит, хлопотно стало. В общем, доживает свой век в благоденствии, устраивает вот эти вечера для старых знакомых. Супруга его – просто божий одуванчик, несколько религиозна в последние годы, так что будьте осторожны по части смелых идей. Остальных увидите сами. Вероятно, Петр Григорьевич, мне придется вас покинуть в какой-то момент, вы уж не сочтите за пренебрежение, но я ведь, если помните, обещал Тимофею приглядеть за его отпрысками.
– Да, расскажите же мне наконец о них, – просил я. – Что это за необычайные детки, за которыми постоянно нужен глаз?
Федор Кузьмич хитро улыбнулся, запустил руку за пазуху и извлек из внутреннего кармана сюртука плоскую фляжку. Сделав глоток, Федор Кузьмич снова улыбнулся:
– Расскажу, пожалуй, один прошлогодний случай, там, глядишь, сами все и поймете. Этот Иван – необычайный фантазер. И вот, вообразите, взбрело ему в голову убежать в Африку! Однажды утром собрал он свой ранец и отправился якобы в гимназию, а на деле подкараулил почтовую карету, вспрыгнул на заднюю площадку и покатил прямиком в Новгород. И если б это все в одиночку было сделано, то еще полбеды. Но ведь он и сестрицу свою Татьяну за собой сманил. Впрочем, это только говорится – "сманил". Еще толком и неизвестно, кому идея-то принадлежала.
