Мне было плохо. Этот вечер я просто не могла пережить. Острое чувство одиночества и полной ненужности в этой жизни накрыли меня с головой. Мне хотелось бежать, сломя голову, как можно дальше от всего, что окружает меня, от своей жизни, от себя самой. Только куда? Если бы я это знала, то не сидела бы за барной стойкой в своей супер-мини-юбке.
Два коктейля я уже выпила и заказала ещё. Пока бармен колдовал над заказом, я повернулась лицом к залу и тут поймала на себе заинтересованный взгляд. На меня часто смотрят, но не так.
– Любитель экзотики, – съязвила я и отвернулась.
Не тут-то было. Он смотрел, не отрываясь. Его пристальный взгляд прожигал мне кожу, он скользил по моему телу, пробегал холодком по затылку, путался в волосах. «Иди к чёрту! Только тебя мне не хватало», – прошептала я, и, отодвинув коктейль, заказала водки.
Я редко пью крепкие напитки, но пить умею. Меня научили. Друзья. Ещё в школе. Это не сложно. Надо выдохнуть, потом поднять высоко подбородок, так чтобы ротовая полость и пищевод превратились в нечто, похожее на отрезок прямой трубы, и одним движением вылить жидкость прямо в желудок. Получилось? Тогда, не дыша, подносишь рукав куртки к носу, и шумно втягиваешь воздух. Всё! Можно не закусывать!
Надо сказать, что из всей прекрасной половины нашей компании у меня этот трюк получался лучше всех. Может, потому что я была не прекрасной?
Сейчас в баре я, конечно, не стала показывать высший пилотаж, а просто выпила эту обжигающую жидкость. Легко. Даже не поморщившись.
– Не поможет, – услышала я рядом.
Незнакомец сидел на соседнем стуле. Он развернулся ко мне всем телом, широко расставив ноги. Левой рукой он уперся в колено, а правая рука служила подпоркой его голове. Локтем он облокотился на стойку, а на ладонь положил щёку.
– Я пробовал, – вздохнул он. – Много раз. Каждый раз надеюсь – поможет! Не помогает. Мозги затуманит, а душу не успокоит.
– А мне и не надо, – с вызовом ответила я. – У меня все в порядке.
– Брось! Я старый волк! Бравадой меня не смутишь.
Он вздохнул и повернулся лицом к стойке.
Я тоже слегка расслабилась. Кажется, он меня не клеит. Кажется, ему бы поговорить. А почему бы и нет? Разве мне сейчас не одиноко? Разве мне не хочется, чтобы хоть кто-то, хоть один человек во всем свете услышал меня, понял, пожалел? А он завтра всё равно ничего не вспомнит.
– Хреново мне, – совсем тихо произнесла я, словно испытывая его.
Если ответит – значит, услышал, значит, хочет услышать, значит, ему не плевать, что я сейчас чувствую.
– Вижу, – тоже тихо ответил он, не глядя на меня, – и даже знаю причину.
– ?!
– Одиночество! Будь оно не ладно! Людей вокруг столько, что не пройти, а рядом никого.
– Вам тоже это знакомо?
– Ещё как! Только у тебя дела лучше моих.
– С чего бы это?
– Ты молода, а это много значит. Это большое преимущество, ты потом поймешь. Молодость – это счастье!
– Может быть. Вот только не с моей внешностью, – распалилась я
Сейчас мне уже было всё равно, что передо мной мужчина, незнакомый и захмелевший. Моя обида на судьбу, обделившую меня самым необходимым, была готова выплеснуться горячими слезами. Я едва сдержалась.
– Внешностью, говоришь? Да из тебя любой более или менее профессиональный хирург, такую красотку сделает – только держись.
Он повернул ко мне низко склоненную голову и посмотрел слегка исподлобья. Руки он сложил на стойке, как школьник, одна на другую. Я невольно задержала на них взгляд. Большие, почти квадратные ладони, крепкие, уверенные и очень ухоженные. Маникюр он, может, не делает, но вот заботится о них, несомненно. Да и сам он, несмотря на немалое количество выпитого алкоголя и трехдневную небритость, выглядел вполне аккуратно. Одет непринуждённо и не безвкусно.
