Ошибся я.
А выяснилось это неожиданно. Заночевал я у Наташки, подружки очередной, накувыркались мы с ней, она уснула, да и я задрёмывать стал, как вдруг чей-то взгляд на себе почуял. Смотрит мне кто-то в спину, и нехорошо так стало. Хата однокомнатная, девка одна живёт, не замужем, чтобы застукал кто, зверья домашнего нет – Натаха шерсть терпеть не может.
Повернулся я, вроде как во сне, ну и Натаху чтобы не разбудить, глаза так чутка приоткрыл и струхнул конкретно, признаться.
Стоит у дивана столбик лохматый, мне по колено, и на этом столбике глазищи круглые светятся. Жёлтые, с вертикальным зрачком, размером с рубль советский.
Как я не заорал матюгами – сам не понял. А чудище это глазищами залупало, и я себя в руки взял: не дело это – мужику, как бабе, орать.
– Ты кто? – мысленно спрашиваю.
– Антишка, – чудище также мысленно отвечает, а само лапками за край дивана взялось и заглядывает в глаза просительно. – Квартирный я. А ты Джастер, я тебя знаю.
– И давно ты тут, Антишка? – нахмурился я: не люблю посторонних, всегда баб одиноких выбирал, чтобы не мешался никто, да и сговорчивей они. А тут какой-то квартирный за мной подглядывал! Мне даже не до выяснения непонятных имён стало.
А он глазищи потупил и засмущался.
– Я на кухне ждал.
Тьфу ты, нечисть деликатная! Я и про страх забыл.
– Чего хотел? – спрашиваю.
– Помощи, – говорит. – Ты, Джастер, добрый, про тебя все духи так говорят.
– Какие ещё духи?
Я из-под одеяла вылез – какой тут сон? – и на кухню пошёл. Чайник поставить да покурить. Не часто я сигаретой баловался, а тут пробрало меня.
– Я ни с какими духами не якшаюсь.
– Ты спал просто, – Антишка за мной засеменил: нижние лапки у него короткими оказались. – И сейчас ещё не проснулся совсем. Про тебя многие знают. Ты нас понимаешь и с живыми поговорить можешь. У нас такие вещи сразу на слуху…
Тьфу ты, нашли благотворительный фонд…
Пригляделся я к квартирному, и жалко мне его стало. Шерсть плотная, серая, как у кота. И рост такой же, если кошака на лапы задние поставить. И на морде вроде как нос-пуговка проявился, да и рот тоже. Вспомнил я теперь, что читал про таких.
– Ты, – говорю, – квартирный типа домового, что ли?
– Да, – кивает. – Только квартирный. За квартирой смотрю. Чтобы тараканы да мыши не водились, и беды какой не случилось.
Сел я, дверь в кухню закрыл, чай налил, с вазы печенье взял, протянул этому домовому с апгрейдом.
– На, – говорю, – угощайся. А заодно объясни, с чего ради ты меня каким-то этим… Джаспером обозвал. Я пока не привидение, слава богу.
Он печенье лапками робко так взял, а я чуть не вздрогнул: реальное такое прикосновение получилось! Как кот лапой тронул.
– Джастер – это твоё имя, – отвечает. – У каждого человека есть имя, только люди его не помнят, когда рождаются. У нас тебя давно знают, очень. Ты ведун сильный, только рождаешься не часто.
Озадачился я от такого. Кто бы другой сказал – и не поверил бы.
– Ишь, ты, – говорю. – Джастер я, значит? Ведун?
Квартирный закивал, а я имя так на языке покатал, на вкус попробовал, к себе примерил.
Джастер… Хмм… Забавно получалось. Словно за давно знакомой дверью нечто неведомое и в то же время своё обнаружил.
Ведун… Про таких я тоже читал. И нравилось мне это.
Пусть будет ведун Джастер.
Антишка печенье вроде и не ел, а истаяло оно. И сам квартирный словно преобразился с лакомством этим: шерсть запушилась, глаза довольные блестят.
