Записки ветеринарного врача из приюта - страница 18

Я не знаю, как он попал в приют, но ясно одно: раньше Блэк был домашним псом. Чёрная лаковая шерсть, спокойный взгляд умных глаз и поведение, как у настоящей овчарки. Казалось, он только и ждал приказаний, чтобы сразу же исполнить волю хозяина.

Но гуляли с Блэком редко. Слишком он был большой, справляться с ним на поводке было трудно. Поэтому основная его жизнь проходила в вольере. Четыре стены, три шага в длину, два в ширину. И будка.

Блэк был уже немолодым; зубы давно стёрлись, морда поседела, но здоровья и сил – через край. Я редко с ним общалась; лишь для того, чтобы обработать от глистов, от блох и сделать прививку. И каждый раз чёрная гора с блестящей шерстью ласково подставляла бока для почесушек. Абсолютно ручной и доверчивый пёс.

Несколько месяцев я была занята другими делами, и Блэк выпал из моего поля зрения. Но как-то раз при утреннем осмотре собак я обратила внимание на Блэка. Он очень изменился. Похудел, глаза впали, и взгляд стал насторожённый, как у загнанного в угол зверя. Шерсть уже не блестела и была похожа на пыльный мешок.

– Что случилось с Блэком? – спросила я у дежурных. – Почему он так изменился?

– Не знаю, он ест нормально, поноса нет, но почему-то худеет.

Наташа всегда очень внимательно следит за собаками, и я доверяю её мнению. Но с Блэком явно был непорядок, и я решила понаблюдать за ним.

И вот однажды, когда я была на территории собак, но в дальнем углу, увидела, как Блэк реагирует на всеобщее возбуждение.

Если другие собаки истерично лаяли, то он молчал и просто бегал по вольеру. Но круги, которые он нарезал с безумной скоростью, были вертикальные. Блэк запрыгивал на будку, с неё – на стену, отталкивался, приземлялся на пол и снова взлетал, как акробат на трамплин.

И так круг за кругом, без передышки, не останавливаясь, как заведённый. Он прыгал, прыгал и не мог остановиться. Пасть открыта, язык вывален, изо рта пар, бока вздымаются, как у загнанной лошади, а пёс всё продолжает свой безумный бег.

Я зашла в вольер, и только тогда он смог остановиться. Встал, расставив передние лапы, и всё никак не мог отдышаться. Я погладила его бок. Рёбра впились мне в руку.

«Что же ты с собой делаешь? – думала я. – Глупый ты пёс, ведь так нельзя, ты же себя совсем загонишь».

– С Блэком дела очень плохи. – Я подошла к директору приюта Нине Ивановне. – С ним надо срочно что-то делать. У него самая настоящая стереотипия, из-за которой он доводит себя до изнеможения.

– Что с этим делать? Это лечится?

– Да, надо убрать стресс и изменить условия жизни. Лучше всего пристроить, чтобы у него появился хозяин.

– Ну, пристроить его некуда, и от стресса мы ему тоже ничего не найдём. Может, ему пустырник подавать?

– Нет, если бы пустырник решал такие проблемы, это была бы сказка, а не жизнь.

На тот момент мы не смогли придумать, как изменить жизнь Блэка. Он был немолодой, около восьми лет, к тому же крупный. Его пиарили давно и безнадёжно – ни одного звонка, ни одного желающего взять домой такую собаку.

А сам Блэк продолжал свои гонки по вертикали. Как только одна собака начинала лаять, общий гомон прокатывался волной по всем вольерам, а Блэк начинал свой бег по кругу.

Он совсем исхудал; из-за перхоти, покрывавшей всё тело, выглядел не чёрным, а серым, как дикий волк, припорошенный снегом.

Я опять пошла к директору.

– Блэка надо спасать, он так долго не продержится.