Разумеется, девушки не мечтали о работе дояркой. У каждой из местных женщин в медицинской карте было написано хроническое заболевание: хронический бруцеллез, полиартрит. А у некоторых еще и ревматизм, порок митрального клапана – последствия сибирских зим и холодной воды, в которой они ежедневно возились дома «по хозяйству» и на работе, «на дойке». Они всю свою жизнь работали доярками в колхозе.
Этот жених был старшим сыном в семье доярки, а младшему было 6 лет. У его матери было шестеро сыновей, потому что мужу очень хотелось иметь дочь – Танюшку. Вот ведь жизнь! Теперь он лежал дома, умирал от рака простаты со страшными болями, а я несколько раз в день приходила и делала ему укол: промедол или морфин. И то, и другое его жена ездила получать в участковой больнице коробками, а вот уколы ставить так и не научилась. Однажды ночью он умер. Она пришла ко мне, разбудила и сказала: «Лена, он сдох». Так и сказала, без всякого зла. Через несколько месяцев она родила дочь, но об этом я узнала случайно, через знакомых, через 16 лет.
Я забыла упомянуть, что вся деревня пила с четверга по вторник – водку, самогон и брагу, традиционно. Не вусмерть, но обязательно, поводом был всегда выходной день. Однажды я увидела в доме у санитарки эту брагу. В углу на веранде у стола, где обычно все обедали, стояла огромная бочка с деревянной крышкой. Там эта брага и пузырилась, там ее и черпали кружкой, и тут же пили, и мне дали тоже. На вид как какао, на вкус как квас, но нужно немало выпить, чтобы упасть. Остальное невыпитое перегоняли на самогон, чисто на пшенице с сахаром и дрожжами.
Надо не забывать, что такая жизнь была этим людям за счастье. Им приходилось много работать в своем хозяйстве, но они не голодали, а даже наоборот – везли на рынок в город немало продуктов из своего натурального и экологичного хозяйства. Они кормили город, и меня в том числе. Таких мясных и молочных деликатесов я не встречала в магазинах ни до ни после этого никогда.
А ведь совсем недавно они не имели даже паспорта, в колхозах не платили пенсии, они голодали и постоянно боялись милиции.
Глава 8. Гужевой транспорт и аптека
Самым классным в той деревне были мои еженедельные поездки в аптеку «за товаром» в коляске, запряженной лошадью. Как ни странно, мне доверяли ездить на ней совершенно одной, без прав. Дело в том, что моя деревня была настолько глухой и дальней, что до ближайшей даже участковой больницы было примерно 15–20 километров по полям, по проселку, а часть дороги можно было проехать по асфальтной дороге. Там же находилась и аптека, которая снабжала меня «товаром» – лекарствами для продажи, фармакологией. Раз в неделю я должна была явиться в аптеку, забрать несколько коробок и ящиков и сдать выручку за предыдущий уже проданный товар. Самое интересное выяснилось в первый же месяц: оказывается, за эту работу мне платили зарплату, почти столько же, сколько за работу фельдшера ФАП. То есть работа на ФАП оплачивалась в два раза больше, чем я бы зарабатывала в городе. Но деньги в то время были не так важны, как сегодня. Ведь это была игра в «фельдшера ФАП».
Неважно, каким способом я должна была возить эти коробки, хоть на такси.
Но в этой деревне традиционно это делали на конной повозке. Там был конный двор и несколько десятков лошадей. Я являлась на конюшню с утра, без предупреждения, и мне тут же запрягали любую лошадь в открытую коляску на резиновом ходу. Какой-нибудь малец запрягал, помогал мне забраться на кожаное сидение, на верхотуру, вручал мне в руки вожжи и говорил: «Нно!»
