– Грустное, должно быть, зрелище.
– Не грустнее, чем смерть, – не согласилась она. – Всё остальное, слава богу, лечится.
Напоминание о смерти неприятно поразило его. Видимо, он всё-таки зря согласился пойти к ней. Впрочем, в его положении люди иногда шли и на более странные ухищрения. Он снял пиджак и, накинув на спинку стула, потянулся к женщине. Отстранившись, та кивнула на торчавший у него из подмышки пистолет.
– А это?
Кутасов усмехнулся:
– Хочешь разобрать меня до последнего винтика?
– Ну, без пиджака же ты остался. Или ты собираешься положить пистолет, между нами, как меч?
– Как меч? Над этим, пожалуй, стоит подумать.
– Только недолго, – сказала женщина. – У нас сегодня есть занятия и поинтереснее.
– Уж не по древнеиндийским ли практикам? – попробовал сыронизировать он.
– А тебя бы больше устроили цыгане с шампанским?
– С тобой, – сказал он, – я готов выслушать даже лекцию «О непорочном зачатии».
Женщина улыбнулась:
– Это признание в любви?
– Это признание в том, что ты мне чем-то симпатична.
– А когда перестану, выставишь на лоджию?
– Так далеко я не заглядывал.
– А зря, – женщина вывела его на средину гостиной и предложила: – Станцуем?
В её лице не было и намёка, что ей известно о его бывшей профессии.
Кутасов сунул руки в карманы и наблюдая за женщиной, исполнил несколько шутливых профессиональных па. Женщина легко повторила. Он усложнил движения. Женщина не отставала. Когда он остановился, она искренне, по-детски, зааплодировала:
– Бог мой, да ты прекрасно танцуешь! – её глаза сияли.
– Танцевал. А вот у тебя действительно хорошо получается. Училась?
– В студии бальных танцев.
– Где-нибудь танцуешь?
Женщина отвела взгляд:
– По вечерам… с незнакомыми мужчинами, – она подошла к музыкальному центру и переменила кассету.
Танго «Ла Кумпарсита» он угадал с первой ноты., Женщина прибавила звук и, подойдя к нему обняла за шею. Танец явно доставлял ей удовольствие. Когда на последнем такте она откинулась на заранее подставленную им руку, он вдруг понял, что ему уже ничего не поможет: ни любовь, ни танцы. Он поблагодарил женщину и тяжело опустился на диван. Единственный источник света – торшер под жёлтым абажуром – едва освещал расставленные на столике закуски. По-видимому, продолжая мысленно танцевать, женщина наполнила рюмки и по-хозяйски устроилась у Кутасова на коленях:
– Я думаю, что у тебя опасная работа, возможно, даже очень опасная. Но сегодня я бы хотела, чтобы ты о ней забыл. В конце концов, с тобой женщина, и смею надеяться, не самая худшая, – она приглашающе приподняла рюмку.
На этот раз он всё же успел почувствовать вкус рома. Приятная гадость.
Отставив рюмку, женщина обняла Кутасова за шею и поцеловала длинным профессиональным поцелуем. Момент был подходящим. Похоже, такого же мнения придерживалась и женщина. Закрыв глаза, она откинулась на его руку и, улыбаясь, замерла в ожидании. На её шее упруго пульсировала голубая жилка. Так и не дождавшись нужной реакции, она осторожно отстранилась и, покосившись на его застывшее лицо, поинтересовалась:
– Проблемы?
Он отрицательно помотал головой. То, что началось двадцать семь лет назад и худо-бедно продолжалось до сегодняшнего дня, проблемами можно было назвать лишь условно. Беда в том, что он и дня не жил своей жизнью и даже не представлял себе, что это такое. И сегодня этот чужой двадцатисемилетний марафон достал его окончательно.
